— Я решительно не знаю, — полушутя произнес Церматт, похлопывая сына по плечу, — что можно сделать, чтобы умерить прыть нашего Жака! Даже Фриц в подобных обстоятельствах не проявлял такого нетерпения…

— Фриц? — запротестовал Жак. — Не хватало еще, чтобы я пытался во всем быть как он! Да, возвратившись, он вряд ли останется прежним Фрицем.

— Это почему? — спросила Анна.

— Потому что он женится, станет отцом, а потом и дедом, в зависимости от того, когда вернется.

— Ничего себе! Фриц — дедушка после года отсутствия, — засмеялась Мери Уолстон.

— Дедушка или нет, какая разница. Главное, что он женится!

— А почему он, по-твоему, станет другим? — не отставала Анна.

— Дай Жаку договорить, дорогая Анна, — вмешался Эрнст. — Придет время, и он сам станет таким же хорошим мужем, как и Фриц…

— Или как ты, брат, — подхватил Жак, лукаво поглядывая на Эрнста и Анну. — Что же касается меня, то, похоже, мой удел — быть дядей. Я стану самым лучшим дядей в нашей семье, а может бьпъ, и почетным дядей Новой Швейцарии. Но, слава Богу, об этом говорить еще рано. Приступим лучше к исследованию земли, которая начинается за этой скалой.

— Я полагаю, — заметила Мери Уолстон, — нам, женщинам, следует остаться на берегу. Ведь поход будет, наверное, утомительным и может продлиться до вечера. А место здесь пустынное, и никакая опасность нам не угрожает. К тому же всегда есть возможность возвратиться на судно. Мы останемся в лагере и не будем вас ничем связывать.

— Согласен, дорогая Мери, — сказал Церматт. — На берегу вы действительно в полной безопасности. И все же я не совсем спокоен, оставляя вас здесь.

— В таком случае, — предложил Эрнст, — я мог бы побыть здесь с женщинами.

— А! — воскликнул Жак. — Вот и наш ученый, как всегда, похож на себя! Хочет остаться, чтобы уткнуться в какую-нибудь старинную книгу… Не сомневаюсь, в трюме [89] два-три томика припрятаны. Хорошо! Пусть Эрнст остается, но при условии, что пойдет с нами Анна…

— Тогда уж вместе с госпожой Уолстон и твоей матерью, — добавил Церматт. — Итак, решено: женщины отправляются с нами. Если они устанут, сделаем остановку на отдых…

— И Эрнст, конечно, составит им компанию, — захохотал Жак.

— Не будем терять время, — сказал Уолстон. — Самое трудное — забраться на вершину скалы, она достигает, на мой взгляд, ста — ста пятидесяти футов. К счастью, склоны у нее не крутые, и скорее всего за ней начинается обширное плато. Впрочем, когда достигнем вершины скалы, будет ясно, что делать дальше.

— В путь! В путь! — нетерпеливо подхватил Жак.

Прежде чем отправиться в дорогу, Церматт осмотрел место стоянки «Элизабет» и убедился, что ни отлив, ни прилив судну не угрожают.

Наконец путешественники двинулись к скале. Разумеется, каждый мужчина имел при себе ружье, сумку с дробью, пороховницу и боевые патроны.

Конечно, Жаку не терпелось подстрелить дичь, а еще лучше — дикого зверя, неизвестного обитателям Новой Швейцарии. Впереди всей группы бежали собаки, а путешественники следовали за ними по извилистой тропинке, многочисленные повороты которой скрадывали крутизну склона. По всей видимости, выемка в скале во время сезона дождей служит водостоком для стремительных потоков, низвергающихся с вершины. Но сейчас, в середине лета, водосток сухой. Двигаться приходилось осторожно, так как нависшие над путниками глыбы при малейшем неосторожном движении могли обвалиться.

Всего полчаса хватило, чтобы подняться на скалу, и первым на ее самой высокой точке оказался, конечно, нетерпеливый Жак. Он остановился пораженный. Перед его глазами расстилалась необозримая равнина.

— Вот это страна! — прокричал он Уолстону, вслед за ним поднявшемуся на вершину. — Какой сюрприз и какое разочарование!

Разочарование испытали и остальные, поднявшиеся на плато чуть позже.

Мери Уолстон, Бетси Церматт и Анна присели отдохнуть у обломка скалы. Вокруг — ни деревца, чтобы укрыться от жаркого солнца, ни зеленого травяного ковра, на котором можно растянуться… Ничего, кроме каменистой земли, усеянной причудливой формы глыбами, лишенными растительности и лишь местами покрытыми лишайником.

— Можно подумать, — нарушил молчание Церматт, — что с плодородной Землей обетованной граничит каменистая Аравийская пустыня. [90]

В самом деле! Поразительный контраст представляла собой эта дикая местность не только с освоенной колонистами территорией между Шакальим ручьем и мысом Обманутой Надежды, но и с прилегающими к ней землями — берегами Жемчужного залива, например, или Зеленой долиной. Страшно подумать, мысленно говорила себе Бетси Церматт, что стало бы с нами, если бы семья в ту трагическую ночь оказалась на восточном берегу.