Шрифт:
И как назло, послание взяла Изабелла и принялась читать:
— «…есть здесь восхитительные рощи, зеленые острова, а трава растет, как в Андалусии в апреле. Птицы столь сладкозвучны, что ни один человек не захочет по доброй воле покинуть здешние края. Имеются тут стаи попугаев, и числом своим затмевают они солнце, и другие большие и малые птицы, чудесным образом отличные от наших… Люди же местные весьма робки и боязливы, ходят, как я уже говорил, нагими, и не знают ни оружия, ни законов. Языка их прекраснее нету на свете, на устах неизменно улыбка, И любят ближних своих они словно самих себя…»
Фердинанд заметил, в какое волнение пришла королева. Видно было, что вот-вот впадет она в мистический экстаз. Ошеломленные придворные слушали ее, раскрыв рты. Настало время вмешаться:
— Но совсем недавно он писал о золоте. Не было страницы, где бы не говорилось о золоте! Теперь же, узнав, что на островах его почти нет, он отказался от прежних планов и без должного позволения продолжает поиски!
Падре Марчена отваживается возразить:
— Но разве не достоин прощения тот, ктр, отправляясь за тигром, приносит нам перья ангелов? Сей поступок моэкно назвать благородным… Не решусь противоречить Вашему Величеству, но позволю себе напомнить: золото, по свидетельству Отцов церкви, также указует нам путь в Рай Земной. Довольно сказать, что из золота сделаны врата его, о чем повествует нам Библия.
Многие искренние католики из числа придворных с отчаянием подумали, что даже петель не оставит от тех ворот генуэзец. Нет, никакие государственные интересы не могли оправдать разграбление Рая.
— Золото, жемчуг, а также некоторые драгоценные камни — верная примета Рая. Как, впрочем, обилие змей и шафрана. Ни один серьезный богослов спорить с этим не станет…
Взбешенный Фердинанд готов был испепелить взглядом падре Марчену. Изабелла же кивнула ему с одобрением. Было видно: мысль о Рае Земном пришлась ей по душе.
Меж тем Фердинанд клял себя за то, что не приказал арестовать генуэзца и всех его родственников еще до отплытия с Эспаньолы. Какая ошибка! Политическое чутье — а о нем с похвалой отзывался Макиавелли — подсказывало королю: затевается дело, чьи последствия принесут много бед. Хороша будет его империя — владей на здоровье воздухом небесным да райскими кущами!
Кроме того, письма Адмирала дадут новую власть священникам. Они начнут во все вмешиваться. Пожелают отдать на откуп богословам все связанное с новыми землями.
Изабелла заметила:
— А разве не ожидаем мы всю нашу жизнь избавления от земных оков? Может, Господь и впрямь даровал нам милость свою — позволил вернуться в Эдем?
В ее речах слышались отзвуки тайных мыслей Колумба.
— Коль скоро даны нам знаки, надо идти дальше. Пусть грубая повседневность не отвлечет нас от поиска. Не станем же мы противиться воле Владыки! Больше земель, меньше земель — экая важность! Империи гибнут, уходят в забвение! Смелее! Смелее! Встанем пред ликом Господним! Аминь!
Она закрыла глаза. Затем, словно не замечая гробового молчания слушателей, поймала за цепочку Диану, резвившуюся под столом, и удалилась вместе с маркизой де Мойя и другими дамами. Пора было готовить шкварки по-райски.
Серьезный государственный кризис мог разразиться в любой момент. Фердинанд подозвал Сантанхеля. Пусть знает, на этот раз генуэзец нанес удар и ему: бросил на произвол судьбы иудеев, жаждавших новых земель, дабы собраться вместе, наплевал на интересы банкиров. А еще — разбил территориальное единство империи!
Сантанхель выслушал жалобы короля. Они были справедливы. Под конец Фердинанд спросил:
— А что говорят по этому поводу в Банке Сан-Джорджо? Разве они ничего не видят? И позволят оставить себя в дураках?
На что Сантанхель, озабоченный таким поворотом дела, понуро ответил:
— Я напишу им сегодня же. Сообщу обо всем сегодня же.
Сладостный воздух, высокое солнце, прохладное и соленое море. Волны мягко бегут, выскальзывают на берег и рассыпаются по бело-золотому песку. С пальмы упал кокос, раскололся, маня сладким молоком, всегда свежим как роса. Где-то наверху озорная обезьянка, сделав два пируэта, всех приветствует и пропадает в зеленых зарослях.
Величественно выступает Адмирал. Он совершенно обнажен. Яркая шевелюра — как грива старого льва, много лет прослужившего в цирке. Белый вялый живот набегающими одна на другую складками падает на Поседевший от не впустую прожитых лет лобок. Тощие и длинные ноги несут крупное тело, так что какому-то шутнику впору сказать: идет комар, проглотивший горошину.
— Вот она, земля Божия, — благоговейно произносит он.
А вокруг офицеры в парадной форме, священники в праздничном облачении. Знамена Кастилии. Трубы и барабаны. И семь выстрелов бомбарды, когда нотариус зачитывает Акт о присоединении новой земли к владениям испанской короны. (Обстановка смущает нотариуса. Когда Адмирал подписывал подобный Акт в 1492 году, он был облачен в золотой плащ, сверкали золотые шпоры, голову покрывала шляпа с плюмажем.)