Придется еще раз навсегда попрощаться с теми немногими людьми, которые до сих пор поддерживали жизнь в моем сердце.

перствектива встречи с мамой,которая теперь будет совершенно одна в этом мимре,решает все

"спокойной ночи"шепчу я луку в моей руке и чувствую что он остатся неподвжным

я поднимаю левую руку и поворачиваю голову чтобы сорвать зубами таблетки на моем рукаве

вместо это го зубы впиваются в чью-то плоть

я растерянно откидываю голову и мотрю прямо в глаза Пита,только теперь он удерживает мой взгляд

кровь течет из отметины от моих зубов на его руке,которой он накрыл мои ночные часы

"отпусти меня!"рычу я на него,пытаясь вырвать руку из его хватки

"Я не могу", сказал он.

когда они тащат меня от него,я чувствую как карман отрывается от моего рукава,вижу ,как темно-фиолетовая таблетка падает на землю,вижу ,как последний подарок Цинны рассыпается под сапогами охранников

я превращаюсь в дикое животное,бью ногами наугад,царапаюсь,кусаюсь,делаю все возможное,чтобы освободиться от этих бесчисленых рук

охранники поднимают меня над землей,где я продолжаю бороться и брыкаться

Я начала громко кричать Гейлу.

Я не могу найти его в толпе, но он знает, чего я хочу.

Хороший точный выстрел, чтобы положить всему конец.

Только нет ни стрелы, ни пули.

Возможно ли, что он не может видеть меня? Нет.

над нами,на гигантских экранах,расположеных вокруг центральной площади,каждый может видеть всю разыгравшуюся сцену от начала до конца

он видит,он знает,но он не будет идти до конца

так же как и я не последовала,когда его схватили

к сожалению,это оправдание для охотников и друзей

Для нас обоих.

теперь я одна

В особняке они надевают наручники и завязывают мне глаза.

Меня наполовину тянут, наполовину несут вниз по длинным проходам, вниз и вверх на лифтах, и бросают на покрытый ковром пол.

Наручники сняты, и за мной захлопывают дверь.

Когда снимаю повязку с глаз, я обнаруживаю, что нахожусь в своей старой комнате в Тренировочном центре.

Той, где я жила во время тех непродолжительных драгоценных дней прежде, чем начались мои первые Голодные Игры и Двадцатипятилетие подавления

На кровати только матрас, туалет стоит открытый, показывая пустоту внутри, но я узнала бы эту комнату где угодно.

Я с трудом поднимаюсь на ноги и снимаю свой костюк сойки-пересмешницы

Я сильно ушиблена и возможно сломан палец или два, но моя кожа, пострадала больше всего в моей борьбе с охранниками.

Новая розовая кожа раскромсана как тонкая бумага и кровь просачивается через выращенные в лаборатории клетки.

Не появляется никаких санитаров, и поскольку я слишком далеко зашла, я забираюсь а матрац, собираясь истечь кровью.

Как бы не так...

К вечеру, кровяные сгустки, делают меня жесткой воспаленной и липкой, но живой.

Я хромаю в душ и выбираю программу в самом нежном цикле, который я могу помнить, чистый от любых мыл и средств для ухода за волосами,сажусь на корточки под теплыми брызгами, локти на коленях, обхватываю голову руками.

Моё имя Китнисс Эвердин.

Почему я не умерла? Я должна быть уже мертвой.

Если бы я умерла, так было бы лучше для всех.

.

.

.

Когда я ступаю на ковер, горячий воздух начинает печь мою поврежденную сухую кожу.

Там нет ничего чистого, чтобы я могла одеть.

Нет даже полотенца чтобы обернутся в него.

Вернувшись в комнату я обнаруживаю что костюм сойки-пересмешницы исчез.

Вместо него бумажная одежда.

Еда была поднята из таинственной кухни с контейнером моих лекарств на десерт.

Я иду вперед и ем, принимаю таблетки, протираю бальзамом кожу.

Я должна сейчас сосредоточиться на способе своего самоубийства.

Я ложусь обратно на запачканный кровью матрац, не холодно, но чувствую себя настолько голой в бумажной одежде, неспособной покрыть мою нежную плоть.

Прыжок не вариант для самоубийства - оконное стекло должно быть толщиной в один фут.

Я могу сделать превосходную петлю, но нет ничего, чтобы повеситься.

Возможно, я смогу накопить свои таблетки и затем убить себя смертельной дозой, только, я уверена, что за мной наблюдают круглые сутки.