— Хотелось бы мне, чтобы все было так просто. Простите, если я испортила вам день.

— Вы ничего не испортили. — Она сидела у него на коленях, тепло ее тела действовало возбуждающе, каждый нерв его тела дрожал в сладостном ожидании.

— Вы очень, очень добры ко мне. Улыбка чуть тронула его губы.

— Я здесь для того, чтобы доказать, что могу быть еще добрее.

Она не смогла сдержать усмешки:

— И тут самое время заявить, что мне хотелось бы поймать вас на слове и принять ваше предложение.

Он махнул рукой в сторону комнаты:

— Кто об этом узнает?

— Кто-нибудь может просто пройти здесь, — сказала она, бросив нервный взгляд на террасу.

Если он правильно понял ее, а у него был многолетний опыт толкования женских взглядов, в общем-то она уже не говорила «нет».

— Челяди приказано держаться подальше и не попадаться на глаза.

Она вскинула брови:

— Я даже не знаю, должна ли я быть благодарна или почувствовать смущение от вашей предусмотрительности.

— Ни то ни другое. Мы здесь одни, и это все. И так будет продолжаться до моей следующей команды. Так что, как видите, — продолжил он мягко, — у вас больше нет предлогов и отговорок.

— Отговорок от чего? — Элспет взглянула на него из-под полуприкрытых век с едва заметной улыбкой на губах.

Это был первый открыто игривый и кокетливый взгляд, обращенный к нему.

— Чтобы не подарить мне поцелуй, — шепнул Дарли.

— Мне нельзя.

— Никто об этом не узнает — никогда, — мягко добавил он.

— Никогда?

— Никогда. — Произнесенное хриплым и тихим голосом, одно-единственное слово придало ей уверенности.

Элспет сделала глубокий вдох, выставив, словно напоказ и без того полные груди, затем выдохнула и произнесла чуть слышно:

— Ну, тогда разве что один поцелуй.

— Мне ужасно хочется. — Сам вопрос уже не обсуждался. Оставалось лишь чуть подождать.

— Я сама поцелую вас.

Он был доволен, что она произнесла это уже без былой робости, еще больше доволен, что она забыла о слезах. Откинувшись на обитую жесткой красной шерстью спинку просторного якобинского кресла, маркиз положил руки на резные деревянные подлокотники и закрыл глаза.

— Теперь вы искушаете меня.

Он услышал смешок в ее голосе и, подняв взгляд, увидел ее зардевшиеся щеки и сияющие голубые глаза. Если бы он не боялся спугнуть ее, он протянул бы руку и потрогал ее дьявольски соблазнительную грудь.

— Я готовлю себя к вашему поцелую, — вместо этого заявил Дарли, одарив ее самой неотразимой улыбкой.

— Как будто у вас не было великого множества подобных поцелуев прежде, — парировала она с легкой насмешкой в голосе.

— В этот раз все совсем иначе. — И видит Бог, это была правда. Он почувствовал себя, словно девственник в ожидании первого поцелуя в жизни. Конечно же, он не мог не понимать, что столь возвышенные, из ряда вон выходящие ощущения вряд ли продлятся долго, но сейчас, в эти, пусть преходящие, мимолетные мгновения, его волнение было подлинным.

— В чем же разница? — спросила она, как обычно это делают женщины, недовольные, пока им не расшифруют каждое вырвавшееся слово.

— Вы совсем другая.

— Это как же?

— Я не знаю. Возбуждающая. Новая. — Он пожал плечами. — Не спрашивайте меня. Я сам не могу понять себя. — Если бы все его помыслы не были сфокусированы на том, что последует сразу за поцелуями, он мог бы ощутить тревожный сигнал по поводу столь несвойственного ему беспокойства.

— А я знаю. Потому что вы тоже меня возбуждаете.

Это значило, что продолжать в том же темпе, подстраиваясь под столь наивную и неискушенную инженю, могло стать просто скучным, безнадежным занятием. Ей хотелось любовных бесед и поцелуев, тогда как ему не терпелось овладеть ее роскошным телом уже как минимум час назад, если еще не вчера.

— Поцелуйте меня, — прошептал Дарли, — и мы вместе справимся с этим возбуждением.

Когда она нагнулась над ним, он с трудом удерживал себя, вцепившись в подлокотники кресла. Он ощутил прикосновение ее груди, прежде чем ее губы коснулись его губ, и вдруг дыхание у него замерло, что, возможно, оказалось более шокирующим для него самого, чем все предыдущие неконтролируемые проявления.

Он заставил себя вновь дышать полной грудью.

Ведь, в конечном счете, это был всего лишь поцелуй.