— Устроили фейерверк... Зарево на полнеба. Чертовски меня жажда мучит. Тащи сюда, Варсонофий, коньяку и побольше!

Горело недалеко от дома Савчука. Вверху над темным обрывом поднималось трепещущее бледное зарево. Кто-то под окнами суматошно кричал:

— По-ожа-ар!

Савчук лежал в постели, но еще не успел заснуть. Не зажигая света, он прямо на белье накинул шинель и выскочил во двор.

По черному небу летели золотые искры. На фоне разгорающегося пожара рельефно выделялись крыши ближних домов.

— Что горит?

— Скла-ад, — ответили с улицы, сразу наполнившейся бегущими людьми.

— Багры захватывай!.. Ведра-а...

Савчук грохнул кулаком в соседнюю дверь:

— Петров, живо! Склады спасать.

Ахнула позади Федосья Карповна.

Пока мать трясущимися руками зажигала лампу, Савчук успел натянуть брюки, обуться в валенки.

— Ты сапоги обуй. Сапоги. По головешкам придется ходить, — посоветовала Федосья Карповна.

Дарья выбежала одновременно с Савчуком, загремела в дверях ведрами.

— Моего дома нету. Как с вечера ушел, так и гуляет... Беда какая! Склад, а? — говорила она, поспешая за Савчуком, оступаясь на крутой и скользкой тропе.

Поднявшись на гору, они сразу увидели горящее строение. Огонь длинными желтыми языками лизал выходящую на улицу переднюю стену мучного лабаза. Он уже вскарабкался на тесовую крышу и быстро разбегался по той стороне ее, с которой ветром посдувало снег.

Возле огня суетились люди: подскакивали, плескали на стену водой из ведер, отходили, уступая место другим.

Метель к этому времени прекратилась, но ветер дул с прежней силой.

— Ой, бежим! — крикнула Дарья и бросилась вперед.

Савчук сразу понял, что склад отстоять не удастся. Огонь охватил как раз ту стену, в которой была прорублена единственная дверь. Толстые лиственничные бревна, высушенные солнцем и ветрами, успели разгореться так, что за десять шагов чувствовался нестерпимый жар.

Воду подносили ведрами с противоположной стороны улицы. Огонь, когда на него брызгали водой, шипел, сердито пофыркивал и тут же с веселым треском опять набрасывался на стену, будто насмехался над тщетными усилиями людей.

По толпе ходило страшное слово:

— Поджо-ог!

— Да у кого ж это руки поднялись?

Какая-то разбитная бабенка бегала от одной кучки зевак к другой, захлебываясь словами, торопливо рассказывала, как поджигатели придушили сторожа и облили стену керосином. Да на них в момент поджога наскочил милицейский патруль и будто всех перебил.

— Туда им и дорога, — сурово говорили в толпе.

Савчук допытывался:

— Муки в складе много?

— Да теперь, мил человек, все равно. В огонь за нею не кинешься.

— Надо вышибить дверь!

— Правильно! У забора лежат бревна-тонкомер. Для тарана сгодятся, — сказал кто-то за спиной Савчука.

Дверь, крепко прихваченная поперечным железным брусом, замкнутым на большой висячий: замок, загудела от тяжелых ударов.

— Ещ-ще р-раз! — командовал Савчук.

Дарья, бегавшей с ведрами через улицу, видела, как на фоне огненной стены выросла громадная фигура Савчука и тотчас исчезла в зияющем черном провале. Вслед за ним туда же кинулся невысокий человек в пальто. Но больше никто не посмел рискнуть.

— Да что же вы, люди!.. Сгорят они! — закричала Дарья.

— Куда тут? Видишь, полыхает, — беспомощно развел руками одни из мужчин.

В эту минуту Савчук выбежал из склада с мешком муки на плечах, свалил его у ног неподвижно стоящих людей.

— Ничего, дышать можно! — крикнул он бодрым голосом и тут же повернул обратно.

За ним кинулись человек двадцать.

Склад горел снаружи. Пока огонь не успел прогрызть толстые стены, внутри еще можно было дышать. Пятипудовые мешки с мукой были сложены штабелями в дальнем конце склада.

— Давай, давай! — Савчук возгласами подбодрял людей. — Ходи живей! Не робей!

Тяжелые мешки летали в руках, как мячики. Люди двигались только бегом. Они соревновались с огнем, вырывая у него добычу.

Огонь сперва как будто примерялся, заглядывал внутрь склада сквозь щели, не очень спешил, уверенный, что люди отступят. Потом он спохватился, усилил натиск. Потрескивающее пламя прорвалось на чердак, изнутри проскакивало на крышу, грызло стропила. Оно ползло по стенам, зло шипя на людей, дерзнувших вступить в единоборство с ним.