Слегка приподняв анчхабери, мрачный азнаур глухим голосом попросил у князей благосклонного внимания. Он махнул железной перчаткой, и квадраты пришли в движение. Сотни раскололись на десятки, вмиг перестроились в три линии и, взяв копья на изготовку, пошли друг на друга. Но за три шага до удара о щиты круто повернули и образовали бреши, в которые точно из-под земли выросшая конница ринулась полным галопом.

Начался бой. Пешие и конные действовали одной железной массой, то распадаясь на квадраты, то образуя пинии на краях и позади врага…

Как змеи с раскаленного щита, посыпались на замок обжигающие солнечные лучи…

Но не эта сила ужаснула князей, а множество выведенных на колесах железных клеток, где Шадиман укрыл страшное, невиданное досель оружие войны…

Князья не помнили, когда и как очутились они за воротами Марабды. С завязанными глазами ехали по влажному подземелью. Ехали они долго. Начинал томить страх: что, если обозленному Шадиману вздумается оставить их здесь навсегда? Но вот кони куда-то спустились, куда-то поднялись и остановились. Свежий ветерок коснулся взволнованных лиц. Князья сорвали повязки: в лесу они были одни. Сколько они ни всматривались, нигде не заметили входа в таинственное подземелье.

С тяжелым чувством обиды и отчужденности князья двинулись дальше.

Кахети давно тревожила Саакадзе. Но дела Картли не давали возможности уделять должное внимание соседнему царству. Все же он еще весною отправил Ростома и Элизбара в Имерети, Гурию и Самегрело. Он благодарил царя и владетелей за приглашение поохотиться, попировать по случаю освящения новой базилики в Абхазети и дня ангела Мамия Гуриели. Обещал непременно приехать, но сейчас просил разрешить картлийским глашатаям сзывать кахетинцев, разбежавшихся от кизилбашей.

Нельзя сказать, чтобы такая просьба обрадовала владетелей. Всюду нуждались в людях, и хотя Имерети не воевала с грозным Ираном, но беспрерывные междоусобицы сильно уменьшали число крестьян.

То же самое происходило в княжествах, где процветала работорговля. Распродажа и обмен на чужеземные товары собственных жителей с каждым годом все больше опустошали царства и княжества Западной Грузии.

Но отказать в просьбе Великому Моурави ни имеретинские Багратиды, ни мегрельские Дадиани, ни, тем более, владетели Гуриели не решались. Опытные глашатаи ходили по городам и поселениям, извещая кахетинцев, что Великий Моурави взял под свое покровительство Кахети и возжелал помочь им разжечь огонь в родных очагах. Поросли новой травой долины Иори и Алазани, опаленные персидскими полчищами. Разломаны мечети, воздвигнутые Пеикар-ханом. На вновь возведенных башнях день и ночь зоркая стража следит за дорогами. Кто отважится приблизиться к землям, защищаемым Георгием Саакадзе? Пусть кахетинцы спокойно возвращаются к родным дымам. Пусть сеют хлеб, возделывают виноград, пасут стада…

Кахетинцы слушали, сердцем рвались домой, но ужас пережитого, словно, каменная преграда, удерживал их. «Персы» не придут, а шамхальцы только осени ждут, легви тоже. Соберем посеянное, сгоним с пастбищ на зиму скот, разольем в кувшины вино, масло, мед, и тогда проклятые скатятся с гор, и снова оружие, кровь, слезы… Нет, пока царь не вернется, пока не поставит на рубежах охранное войско, нельзя рисковать последними детьми".

Но и оставаясь в чужих царствах и княжествах, кахетинцы многим рисковали, ибо за ними охотились не меньше, чем за своими, для продажи османам в рабство.

Они посылали гонцов к Саакадзе, описывали свою безрадостную жизнь, просили защиты и все же медлили с возвращением: зачем от воды в огонь бежать?

Амкары-кахетинцы, спасшиеся от угона в Иран, легко вошли в цеховые братства, получили одинаковые права по разделу работы, их семьи нашли любовь и сочувствие в семьях картлийских амкаров. Началась трудовая спокойная жизнь. И уходить в разрушенную, сожженную, полную опасностей Кахети никто не хотел.

Кахетинцы были не только трудолюбивы, но, вследствие частых посещений иноземных купцов, познали искусство политических дел. Моурави очень уважал кахетинцев и дорожил ими, но понимал неминуемую гибель Кахети, если не вдохнуть в засохшее сердце свежую струю крови. Необходимо заселить опустошенные земли, богатые вновь разросшимися шелковичными рощами, пасеками и изобилующие многим, чего нет даже в Картли. Что стоит присоединенное царство, которое существует только в грудах развалин?

На запустение жаловались и кахетинские азнауры, которые из-за отсутствия крестьян были не в силах наладить свое хозяйство, все больше приходящее в упадок. Жаловались и князья, хотя они были в лучшем положении. Неприступные замки находились вне досягаемости шамхальцев. Поля и виноградники обрабатывали глехи и хиэани, укрытые в замках от кизилбашей. Притом же князьям удалось откупиться от ханов золотом, коврами, кипами шелка.

Но замкнутость хозяйства, распад торговых путей, невозможность вывоза накопленных товаров чувствительно отзывались и на князьях, они беднели. Все чаще звучало: «Надо торговать через тбилисский майдан».

Вот почему так обрадовало прибытие в Кахети Джандиери и Вачнадзе – гонцов от Теймураза…

Дней через двадцать в Телави прискакали Даутбек, Димитрий и Элизбар, сопровождаемые отрядом дружинников в сто шашек.

Взбудоражена Кахети. Жажда выхода из тяжелого состояния заставила кахетинцев цепляться даже за кажущуюся возможность спасения. К замку Джандиери, где остановились посланные от царя, тянулись азнауры, купцы и глехи из далеких деревень.

Как было договорено с Дато, о возвращении Теймураза пока не говорили. Объединенное картли-кахетинское войско для защиты общих пределов? Кто из умных может отказаться от такой возможности? Такое же общее одобрение и ликование вызвал второй совет царя Теймураза: объединить на тбилисском майдане торговлю Кахети и Картли.