Шрифт:
Джакомо предпочел промолчать, и Уайт, снова сделав несколько шагов, добавил:
— Похоже, существует и другой портрет, более важный. Но я никогда не видел его, не знаю, где он, и даже не представляю, кто его написал.
Глава десятая
Уайт и Джакомо удалились от Санта-Мария — дель-Приорато. Теперь, когда солнце уже клонилось к закату, они молча прогуливались по спокойным старинным улочкам Авентинского холма — сплошные спуски и подъемы, вдоль которых тянулись деревья или каменные ограды, скрывавшие красивые, утопающие в зелени садов виллы и невысокие особняки.
Джакомо размышлял о сплавленных вместе достоверных исторических фактах и легендах, которые Уайт беспрестанно обрушивал на него, и удивлялся этому человеку — то ли подлинному ученому, то ли шарлатану. Любопытно, что точно такой же вопрос возникал у него и касательно профессора Борги, и он никак не решался сделать окончательный вывод. Единственный вывод, к какому он смог прийти, основывался на сравнении, так сказать, количественного характера: тучный Борги был намного симпатичнее сухопарого Уайта. Кроме того, Джакомо виделось в американце нечто неуловимо двусмысленное. Итак, в чем же заключался истинный смысл его странных исследований?
Этот наплыв мыслей и ощущений был прерван голосом Уайта — поначалу он показался звучащим откуда-то очень издалека. Американец предпринял нечто вроде самопрезентации, словно желая дополнить весьма скудные сведения о себе:
— У меня имеются кое-какие средства, позволяющие жить совершенно свободно и ни от кого не зависеть. Я родился и живу в Нью-Йорке, где у меня чудесная квартирка на Манхэттене. Что еще… Мне сорок два года, совсем неплохо прожитые в холостом состоянии, и выходить из него я не намерен. Ах да, я страдаю манией величия, такой детский комплекс — желание всегда и везде быть первым и лучшим. Кроме того, я постоянно переживаю острый конфликт, чисто американский, между мистицизмом и прагматизмом. — Он улыбнулся, порыв ветра взъерошил его рыжие волосы, которые, если присмотреться, могли показаться париком. — Достаточно? Это гораздо больше, чем можно выяснить, если залезть в мой компьютер. В связи с этим вот вам еще одно признание: я пришел к идее Бога и Его вечного противника не в результате исторических исследований, а только после знакомства с компьютерными технологиями. Поверьте мне: задавать вопросы компьютеру, колдуну, Богу или дьяволу — это одно и то же.
— У меня нет такого опыта, — признался Джакомо.
Его взгляд между тем задержался на группе туристов, которые что-то рассматривали у входа в небольшой особняк, где помещалась Национальная академия танца. Оттуда доносилась балетная музыка.
У Джакомо громко стукнуло сердце, когда он увидел девушку, стройную и нарядную, во всем невероятно похожую на Анну.
Да, это былаАнна.
Джакомо смотрел на нее со спины и заметил у нее на шее голубой шарфик. Точно такой же, как любимый шарф Анны.
Девушка отделилась от группы туристов, свернула в какую-то улочку и исчезла.
Уайт заметил волнение Джакомо:
— Что случилось?
— Подождите меня, — сказал Джакомо, направляясь вслед за девушкой. — Сейчас вернусь.
С сильно бьющимся сердцем, торопясь, едва ли не бегом, он нагнал ее: она шла метрах в пятидесяти впереди него.
— Анна!
Девушка продолжала идти, не оборачиваясь.
— Анна, подожди меня!
И тут она свернула за угол. Джакомо бросился следом, добежал до угла, тоже свернул и почти тотчас оказался на небольшой круглой площади.
Площадь эта, в центре которой росло несколько деревьев, была совершенно пустой и замкнутой со всех сторон — отсюда не было других путей, кроме того, по которому только что пришел Джакомо. Но Анна ведь не могла исчезнуть в никуда.
Джакомо изучил решетки, ограждавшие площадь. Калитки в них вели к зданиям, едва различимым в глубине садов; в основном это были невысокие прелестные старинные особняки.
Должно быть, девушка вошла в одну из калиток, но в какую?
Вдруг Джакомо заметил, что он на площади не один.
Небольшая собака, судя по всему взрослая, с густой рыжей шерстью — белой под мордой и на груди, — спокойно шла по площади без намордника и поводка, останавливаясь время от времени и что-то обнюхивая. Обходя площадь по кругу, она продолжала свое старательное обследование, наконец остановилась у большой ограды и решила проникнуть через нее. Створки калитки из старого, трухлявого дерева едва держались на петлях, и животное, надавив туловищем, легко открыло их.
Войдя внутрь, собака обернулась к юноше, словно приглашая идти следом, и исчезла в зарослях чахлого кустарника.
«Собака ведет человека в смертную ночь после того, как была верным другом в течение жизненного дня, — вспомнил Джакомо одно восточное высказывание. — Зашифрованные послания, приходящие к нам из мира непознаваемого, нередко поручаются тем, кто знает тропинку из одного царства в другое».
Когда Джакомо открывал расшатанную калитку, неожиданно налетел сильный порыв ветра, осыпавший его такой густой пылью, что он невольно зажмурился. Но диковинное явление длилось всего несколько секунд. Когда же он вновь открыл глаза, то увидел, что находится в центре огромного, тщательно ухоженного сада. Некрутой склон, засеянный травой, пересекала усыпанная тончайшей галькой дорожка, делавшая вдалеке плавный изгиб.