Те, кто вначале не собирался обзаводиться телефоном, теперь стали требовать, чтоб им тоже поставили его. Сперва эти скептики с недоверием косились на новую штуковину и не верили в ее возможности, но очень скоро они почувствовали себя обойденными. Дэн Куэйл-младший, человек прижимистый, поначалу решил, что телефон ему ни к чему. В доме полно детишек — четверо здоровых ребят, — кому как не им помогать отцу-матери, к примеру, записки разносить. Однако со временем до него дошло, что есть, оказывается, одно хлопотное дело, в котором телефон ему бы совсем не повредил, а именно: еженедельное субботнее ночное дежурство в ожидании парохода с товарами и провизией.

Пытаться предсказать, когда именно появится пароходик в Балине, все равно что играть в тотализатор на скачках. Вечно что-нибудь непредвиденное. То шторм, то туман, то снежная буря, то груз избыточный, то вынужденные остановки, чтоб высадить пассажиров, — непредвиденных обстоятельств множество, и они играли с расписанием злые шутки. А то вдруг придет корабль раньше времени и всех застанет врасплох. Это случалось тогда, когда из-за прилива или шквального ветра заходить в мелкие гавани становилось опасно. И вот, промахивая мимо небольших поселков, пароход прямиком шел в Балину. Иногда начальник пристани получает уведомление об изменениях в расписании, но обычно, даже при наличии телефона, его не предупреждают. И все же Дэн смекнул: если у него появится возможность позвонить Билли и справиться про пароход и если при этом Билли будет располагать какими-нибудь сведениями, можно уйму времени сэкономить, не мотаться зря на пристань, не ждать без толку.

Но пока он до этого не додумался, Дэну каждую неделю приходилось стоически предаваться игре в «угадайку», поскольку он жил по принципу: не учите меня, сам знаю. Шесть дней с утра до вечера он торговал в своей лавчонке, часто задерживаясь допоздна, а каждую субботу всю ночь напролет ждал парохода с грузом — если не штормило, в лодке, а зимой — в нанятом грузовичке или на подводе.

Как только у нас поставили аппарат, по субботним вечерам к нам повадился Дэн — обзванивал соседей, разузнать, кто что слыхал про очередные выкрутасы с расписанием.

Он часто рассказывал, каково живется ему, владельцу маленького, но доходного магазинчика. Сбыть товар здесь особого труда не составляло, а вот доставить его было намного труднее. Немало неприятностей владельцу магазина причинял товар, пострадавший при доставке, — помятые банки, разорванная упаковка, битые яблоки, сгнившая картошка. Возвращать все это закупщику в Порт-о-Баск не так-то просто: нужно до пристани довезти груз в лодке, самому погрузить на пароход, который идет в западном направлении, а узнать, когда именно пароходик придет, нельзя, приходится ждать два-три дня после отхода судна на восток. Игра не стоила свеч, тем более что замена испорченного товара часто доставлялась не раньше чем через полгода. Потому-то обычно Дэн старался перебрать некондиционные товары и быстренько распродать по сниженной цене в надежде не слишком прогадать.

Магазинчиком он владел уже больше десятка лет. В молодости Дэн уезжал в Канаду на заработки — на Никерсонс, огромный рыбозавод в Порт-Сидни.

— Там наших полно постоянно работало. А в те годы, чтоб устроиться на работу, бумаги надо было иметь. Мы послали запрос, чтоб нам их оформили. Вот бумаги приходят, весной это было, грузимся мы на корабль. Тогда, в сорок восьмом, прямо чуть не все местные подались на материк работу искать. Корабль назывался «Пролив Кабота»: только восемьдесят пассажиров мог увезти, а наших набралось сотни три. Набились как сельди в бочку, и сам я поставил чемодан на чемодан и сверху улегся. Дошли до Порт-о-Баска, а там пришлось четверо, а то и пятеро суток парома в Кейп-Бретон дожидаться. Не хотели всех нас толпой запускать в Канаду. Ну а тех, кто без бумаг, завернули, пришлось им домой возвращаться. Да какая там жизнь! Поработал я с год, пораскинул мозгами: народу в Собачьей Бухте не так уж мало, почему бы мне там лавочку не открыть, прежний-то лавочник Ледрю в ту пору от нас насовсем уехал. Первые два года — доходов никаких, едва продержался. Ну на третий год уж стал и на жизнь зарабатывать.

Магазин приносил неплохой доход. Фарли помогал Дэну составлять налоговую декларацию, потому-то мы и были в курсе: за прошлый год доход Дэна составил тысячи четыре, по тем временам вдвое выше годового заработка рыбака или рабочего.

Билли Доллимаунт, начальник пристани, позвонил поздно, в одиннадцать, сообщил, что пароход выходит из Гранд-Анса и, по-видимому, прибудет к нам через пару часов. Всех обрадовало это известие. Дэн сразу прикинул, когда именно ему надо выезжать к пристани, а мы могли преспокойно улечься спать.

Нырнув под одеяла и тесно прижавшись друг к дружке, чтобы согреться, мы услыхали далекий, прозвучавший несколько раз звук «туманной сирены» с Тюленьего острова.

Стоял июнь, месяц сплошных туманов. А от тумана добра не жди. Это не дождь — грядки не польет, колодца не наполнит. Это не лед и не снег — не поскользишь, не покатаешься. Для тех, кто в море, туман — погибель.

И все же хоть одна польза от него да есть. Цветные фотографии, сделанные при таком тумане, получаются сказочной красоты. Видно, только фотографов да поэтов туман может вдохновить… Но для Дэна отправляться одному в холодную, туманную ночь в стрекочущей моторке к скользкому причалу радости мало. Нет, нелегко достаются ему четыре тысячи в год…

В том же году мы завершили благоустройство дома. Почти через год к нам снова пожаловал «приходящий» плотник Фрэнк Оксфорд. Он довел до кондиции кабинет Фарли, вдобавок сделал пристройку к нашей маленькой, уютной гостиной, увеличив ее почти вдвое, и прорубил большое окно, выходящее на море. Гостиную невозможно было узнать, оттуда открывался теперь великолепный вид. Комната с видом на море считалась здесь роскошью, такие комнаты были только в домах приезжих.

Жители поселка, если им случалось выбирать, в какую сторону прорубить окна, обычно предпочитали, чтобы окна выходили на главную дорогу — надо же быть в курсе всех местных событий. Только приезжие способны были наслаждаться картиной штормового Атлантического океана.