Чжан Хэдао принялся неспешно разъяснять: — А ученик у нас и впрямь не дурак. Ты поразмысли-ка: даже не говоря о нашей школе Лунмэнь, много ли найдется в мире таких убеленных сединами старцев, которые взяли бы себе в ученики двенадцатилетнего мальчишку? А тут еще на… десять лет разгорелась великая смута, люди утром не знали, что станется с ними вечером, множество тех, кто мечтал примкнуть к нашей школе, не нашли к нам дорогу, а ты много-много лет постигал секреты Дао, имел возможность жить среди нас, совсем уйти от мира, — часто ли такое бывает? Него ради много лет скитались мы с тобой по всей стране, превращая твою жизнь в сплошные тяготы и лишения? А чувства, связывающие нас! Ты же стал нам как родной сын. Нам троим уже за восемьдесят, и разлука с тобой — самое большое несчастье за всю нашу долгую жизнь. Так тем более нужно, чтобы ты остался в «пошлом мире», и жил, как все живут. И не потому, что мы так решили. Просто так нужно — и все!

Чжан Хэдао говорил с большим воодушевлением. Остальные внимательно слушали его.

— Перемены в мире имеют свой строи, свой порядок — такой тонкий, что и высказать нельзя, — продолжал Чжан Хэдао. — Дао движет Небом и Землею, оно охватывает все сущее и проникает в сокровеннейшие глубины бытия, — непостижимо утонченное, вечно сокрытое, всепроницающее. Мы трое ушли от мира, поселились в этих горах и посвятили наши жизни постижению истины Дао, но не очень-то преуспели в этом великом деле. И не потому, что мы не старались, просто время не благоприятствовало. Все, что нам удалось сделать за полвека совершенствования в Дао — это передать тебе секреты наших занятий. А у тебя будет свой благоприятный момент, ты сможешь внести свои вклад в дело познания Дао. Вот твое великое предназначение!

Чжан Хэдао замолчал, пристально посмотрел в глаза Ван Липину и продолжил:

— Очень скоро в человечестве вновь проснется интерес к религиозному познанию, отношения человека и Неба опять окажутся в центре внимания людей, и тогда весь мир оценит мудрость Китая, и в особенности наследие даосских учителей. Чтобы миру стало доступно знание о Дао, нужно, во-первых, иметь мастеров, обладающих таким знанием, и, во-вторых, эти мастера должны хорошо знать современный мир. Как иначе знание о Великом Дао сможет войти в жизнь? Ты понял меня, Юншэн? И потом, — тут голос Чжан Хэдао зазвучал доверительно и ласково, — мы отправляем тебя в мир, чтобы ты, по слову древнего учителя, «соединяясь со светом, смешивался с пылью» [65] , стал совсем обыкновенным человеком, который с уважением относится к родителям, заботится о братьях и сестрах, вежлив с соседями. Умение жить в согласии с ближними проистекает из глубочайшей искренности. «Возвращаясь к первозданной простоте, радуйся небесной подлинности». А если говорить попросту, работай честно, будь честным человеком; создав семью, живи в согласии, спасай от смерти больных и помогай нуждающимся, распространяй мудрость Дао. А захочешь повидаться с нами, приходи к нам на гору. Наш дом — твой дом. Ван Липин послушно склонил голову: — Ученик все запомнил.

— Юншэн! — вступил в разговор Цзя Цзяои, — наш учитель часто говорил мне и Ван Цзяомину, что быть и умным, и глупым — трудно, а если ты поумнел, то стать обратно дураком — трудно тем более. Ты сейчас многое знаешь, и притом знаешь такие вещи, которых обыкновенные люди и не поймут, и не примут.

Но ты ни в коем случае не должен противопоставлять себя людям в миру, ты должен смирить свою гордыню и понять, что у каждого свое место в жизни. Вот и Лао-цзы говорил: «Презревший Дао похож на невежду». Для тебя жить в миру, в родном доме — это тоже «следование естественности». Ты должен хранить свою великую истину в глубине будничной жизни, и пусть никто не догадывается, что ты не так уж и прост. Если твоим знаниям не положен предел, как можешь ты стремиться к высшим мирам?

— От ваших наставлений ваш ученик становится еще менее глупым! — смеясь, ответил Ван Липин.

На сей раз, кажется, все стало окончательно ясно. Ученик простился с учителями, те вышли из пещеры проводить его. Покачивались от ветра могучие сосны, где-то внизу шумел морской прибой, слышался веселый птичий щебет. Чжан Хэдао запел вспомнившуюся ему «Песню о незапятнанных мыслях», которую сочинил патриарх Цюй. Теперь он пел ее для Ван Липина:

Ван Липин опустился на колени и в последний раз отбил каждому учителю земной поклон. Потом поднялся и легкой походкой зашагал по горному склону вниз.

Рассказывая авторам этой книги о своем расставании с учителями, Ван Липин признался, что в те дни, когда гнался за ними на поезде, он был настолько поглощен происходящим, что даже не имел времени как следует расстроиться, и только вернувшись с горы Лаошань, действительно понял, как ему не хватает его наставников. В жизни часто бывает, что в самые скорбные моменты люди как раз и не льют слез, зато охотно оплакивают события давно прошедшего времени. Так случилось и с Ван Липином: возвратившись домой, он тяжело заболел и почти месяц провел в постели, И в то же самое время старцы на горе Лаошань тоже хворали.

Возможно, это обстоятельство не совсем согласуется с нашими представлениями о старцах-даосах, которые, как говорится, «до конца познали суету мира». Но ведь участники семинаров, проводимых Ван Липином, во время совместных занятий медитацией разделяли ощущения и настроение учителя, а на второй-третий день уже наблюдалось полное совпадение «биологических часов» Ван Липина и его подопечных.

По словам Ван Липина, идея «единения Человека и Неба» предполагает теснейшую связь не только между человечеством и природой, но и между отдельными людьми. Совместное же совершенствование в Дао неминуемо устанавливает взаимную зависимость и мыслей, и чувств, и самого восприятия мира у отдельных подвижников. Совместная медитация — лучший способ сближения людей.

Ван Липин прожил со своими учителями больше десяти лет, и за это время не только их ощущения иди мысли, но сами жизненные судьбы у них стали общими. Учитель Ван часто говорит, что в нем живут сразу шесть человек; отец с матерью, трое учителей и он сам. Оттого разлука ученика с учителями не помешала им до тонкостей чувствовать друг друга и друг другу сопереживать. За этим стоит целая философия человека. Но эта философия основывается не на отвлеченном знании, а на внутреннем, интуитивном единении сознания и жизни. Такого единения нельзя достичь, не стремясь одновременно к нравственному совершенству. Только будучи доброжелательным, милосердным, безукоризненно честным по отношению к другим, можно научиться жить с окружающими как бы одной жизнью, создать некое общее поле духовного совершенствования, благодаря которому каждый отдельный человек способен перенимать достижения других и развиваться ускоренными темпами. Не надо забывать, что, занимаясь «внутренним деланием», мы приводим к гармонии душу и тело, устраняем низменные, корыстные желания, забываем о своем субъективном «я» и погружаемся в «великое единство» Дао. Это означает, что, занимаясь «внутренним деланием», мы по определению нравственны и ни одна частичка мирской суеты не пристает к нам.