Разумеется, врачуя болезни людей, нельзя не принимать во внимание их линии «судьбы», «природы» и «чувств». Колебания этих линий соответствуют «четырем этапам», или «состояниям", которые определяются соотношением сил инь и ян. Способ же лечения болезни зависит от конкретного состояния больного.

Наконец, даосское «искусство домашней жизни» содержит наставления, касающиеся взаимоотношений человека с окружающим миром. В результате многолетних занятий в организме подвижника Дао происходит глубокая перестройка, и значительно увеличивается число различных факторов, влияющих на его жизнь. К примеру, когда Ван Липин только начинал свою учебу у трех старцев-даосов, он сознавал свою связь лишь со своим непосредственным природным окружением. Со временем он научился чувствовать узы, связывавшие его с солнцем, потом — с планетами и всеми двадцатью восемью небесными созвездиями. В конце концов его жизненным пространством стал весь космос. А на следующем этапе совершенствования он уже преодолел границы пространства и времени. Так он смог усвоить себе все существующие в мире виды жизненной силы.

В последнее время у нас резко возрос интерес к даосскому «искусству домашней жизни», причем большинство современных авторов сводят это искусство к сексуальным отношениям. На самом деле, как уже говорилось, сексуальная практика составляет лишь один из разделов, и не самый важный, «искусства домашней жизни» и даже более того: она представляет собой часть раздела о «взаимодействии сил инь и ян в мужчине и женщине». Первой ступенью совершенствования в этом искусстве является воспитание преданности и любви между мужем и женой. Вторая ступень касается собственно сексуальной практики, и она включает в себя сто восемь приемов «гармонизации тела и укрепления здоровья и исцеления от недугов». В число приемов входят и различные способы избежать нежелательного зачатия. Даосы всегда держали сексуальную технику в секрете, и учитель Ван Липин, соблюдая традиционные запреты, тоже упорно отказывался говорить о ней. Был случай, когда какие-то иностранцы предлагали учителю Вану за большие деньги опубликовать за границей описание даосских приемов сексуальной практики. Ван Липин наотрез отказался от их предложения и заметил авторам этой книги:

— Не смотрите, что я маленький человек. Чувство национального достоинства у меня тоже есть.

Прочие разделы «искусства домашней жизни» касаются отношений между родителями и детьми, братьями и сестрами, Отношения эти, как все знают, имеют свои особенности: кровные родственники способны оказывать друг на друга влияние даже помимо своей воли. Не так уж редко мы узнаем о том, что происходит с нашими родственниками, находящимися за тысячу верст от нас. Подобные случаи свидетельствуют о том, что родственных людей связывают особого рода узы, над которыми не властны пространство и время. В Китае даосы уже давно заметили эту связь. Хотя они не вели научных изысканий в этой области и не могут сказать, какие «волны» передаются от родителей к детям или от брата к брату, они давно уже научились воспринимать эти тонкие влияния и пользоваться ими в повседневной жизни. Для каждого вида влияния у даосов существует и своя техника «внутреннего делания». В результате среди даосов даже будничное общение между родственниками тоже является частью подвижничества. Как говорит учитель Ван Липин, «жизнь — это не что иное, как совершенствование, совершенствование своего характера, совершенствование семейной атмосферы для того, чтобы люди жили счастливо, душа в душу».

Поначалу Ван Липин отказывался разговаривать о методах взращивания «домашней гармонии», но после того как Чжан Хэдао позволил ему рассказать об этом в узком кругу, он поделился некоторыми секретами со своими домашними и соседями. Кое-кто из них разучили и необходимые для этого приемы медитации.

А между тем Ван Липин и его жена должны были заботиться о пятерых немощных стариках, да еще растить ребенка, так что лишений на их долю выпадало немало. Одевался Ван Липин очень скромно, в еде тоже не допускал никаких излишеств, не курил, не пил вина, не ел чеснок, лук, перец и другие овощи с острым запахом. Казалось, он никогда и не думает о еде. Однажды мы с учителем Ван Липином сидели на одном званом ужине, где угощали всевозможными мясными и рыбными деликатесами. Учитель Ван Липин за весь вечер съел лишь несколько бобов. После ужина его спросили:

— Неужели вам совсем не хочется есть? Ван Липин ответил:

— Нельзя сказать, что мне никогда не хочется есть, иногда приходят мысли и о еде. Но стоит только подумать еще разок — и эти мысли мигом улетучиваются.

Дом у учителя Ван Липина тоже самый что ни на есть обыкновенный; две комнаты, из которых та, что побольше, имеет пятнадцать-шестнадцать квадратных метров; вдоль стен — потертая мебель, телевизор, рядом с телевизором маленький радиоприемник. Не будь телевизора, можно было бы подумать, что перед нами комната рабочей семьи пятидесятых годов.

— Это ваш дом? — невольно вырвалось у нас, когда мы впервые пришли в гости к учителю Ван Липину. По правде говоря, мы не ожидали, что знаменитый наставник живет в столь стесненных обстоятельствах.

— Хорошо, не правда ли? — отозвался учитель Ван Липин, с гордостью оглядывая свою квартиру. — Двое стариков живут в этой комнате, она немного побольше. А я с женой размещаюсь в дальней, которая поменьше.

Мы подошли к двери и заглянули вовнутрь: там оказалась совсем маленькая комнатка площадью в девять-десять квадратных метров. Полкомнаты занимала широкая двуспальная кровать, у изголовья — небольшой комод, на нем разложены даосские сочинения, в ногах кровати — туалетный столик, на стене — квадратное зеркало. Вот и вся мебель.

— А где живет ваш сын?

— Он сейчас у сестры, — ответил Ван Липин, жестом приглашая нас выпить чаю. — Там такие же условия, как здесь: две комнаты, и сестра с сыном живут во внутренней комнате.

— А где же вы пишете?

В комнате и вправду нельзя было найти что-либо похожее на письменный стол, а комод был завален даосскими книгами. Как же учитель оставит потомкам своп письмена, передаст будущим поколениям секреты совершенствования в Дао?

Ван Липин показал на широкую кровать, занимавшую половину спальни, и сказал:

— А я пишу прямо на кровати. Вот какой у меня большой стол! Мне хватает с избытком.

Говорил он неподдельно бодрым, даже, как нам показалось, беспечным тоном.

По всему было видно, что «внешние обстоятельства» жизни в самом деле нисколько его не беспокоили.

Не обращая — или делая вид, что не обращает — внимания на наше невольное смущение при виде столь скромной обстановки, Ван Липин продолжал все таким же спокойным, немного шутливым тоном рассказывать о своей квартире: