Сталин добился двух крупных дипломатических успехов: в конце марта 1941 года Турция заявила о своем нейтралитете в случае нападения на СССР; тем самым укреплялась безопасность наших границ на юге. В апреле был подписан японо-советский пакт о нейтралитете, снижавший опасность войны на два фронта.

Надежды на то, что Германия завязнет в длительной войне с Югославией и Грецией, не оправдались. Нападение фашистов на Советский Союз могло произойти в самое ближайшее время. И Сталин в апреле-мае 1941 года перешел к другой тактике: поиска компромиссов одновременно с демонстрацией военной мощи.

Гитлер хотел обмануть Сталина, подбрасывая версию, будто скопление немецких войск у советской границы — отвлекающий маневр перед их высадкой в Англии. Но эта хитрость не удалась. Уже в марте 1941 года Сталин получил несколько сообщений о том, что Гитлер, не добившись превосходства в воздухе и на море, отказался от высадки на Британские острова. В Лондоне не исключали сговора с ним. Полет Гесса в Великобританию еще больше усилил подозрения на этот счет. Не представлял секрета тот факт, что немало влиятельных государственных деятелей этой страны оставались сторонниками сближения с Германией.

Существует вполне правдоподобное предположение, что Гесс был уполномочен вести переговоры с Черчиллем. От имени фюрера он, по-видимому, предлагал британскому премьер-министру участие в совместном англо-германском нападении на СССР. Черчилль отказался от такой авантюры, но заверил Берлин в том, что займет позицию нейтралитета в германо-советской войне.

Давая такое обещание, Черчилль отвел угрозу вторжения немцев на Британские острова, натравливал Германию на Советский Союз и получал возможность в дальнейшем свободно маневрировать по мере дальнейшего хода военных действий.

На справедливость такого мнения указывает то, что протоколы допроса Гесса после его приземления в Англии до сих пор не опубликованы. Очень неубедительно звучит предположение, будто Рудольф Гесс был психически ненормален, а его акция — экстравагантная выходка одиночки: слишком высокое положение занимал этот человек в нацистском государстве.

Черчиллю было бы целесообразно провести подобные переговоры и занять на них позицию, выгодную для Англии. Не утруждая себя какими-либо официальными договоренностями, он имел возможность в любое время нарушать данное обещание, а оповестив Сталина о возможности скорого нападения фашистов на СССР, демонстрировал свою готовность к совместным действиям против общего врага. Такая «двойная игра» была вполне в его стиле.

Не исключался удар немцев по транспортной артерии Британской империи — Суэцкому каналу и вторжение на Ближний Восток. Из-за активности германских войск, авиации, разведки и дипломатии в этом районе мира Сталин считал наиболее вероятным именно такое развитие событий. Тем более что Япония, отказавшись от притязаний на советскую территорию, направила свои усилия на завоевание колоний в Юго-Восточной Азии.

Логично было предположить, что и Гитлер нанесет удар «в подбрюшье» Британской империи, устанавливая свое господство в нефтеносном регионе. У Сталина были основания надеяться на выигрыш времени.

Гитлер начал в мае 1941 года дезинформационную акцию. Сталину подбрасывали сведения о том, что вермахт стянут к советской границе с целью оказать давление на СССР, чтобы он обеспечил германское участие в эксплуатации бакинской нефти, а также для прохода своих войск через южные районы СССР на Ближний Восток. Сообщалось также о том, что Черчилль согласен пойти на сговор с Гитлером. Это было правдоподобно. Такое союзничество могло сорвать возможность создания мощной англо-американо-советской коалиции, способной резко ограничить поползновения Гитлера.

Дезинформационные слухи заполнили страницы многих газет и широко распространялись в столицах европейских государств. Создавалось впечатление, будто концентрация немецких войск — блеф, а мирное урегулирование германо-советских противоречий неизбежно. Эти сведения передавались в Кремль.

Сталин оказался в очень сложном положении. Было ясно: Германия готова напасть на СССР. Однако поступали сведения о том, что нацистское руководство осуществляет «психологический нажим» для укрепления «позиции силы» к предстоящим мирным переговорам.

Сталин не сбрасывал со счетов ни ту, ни другую информацию. А наша разведка доносила о разногласиях в верхушке нацистов: мол, Гитлер стремится сохранять мир с СССР и продолжать войну с Англией, а руководство вермахта хочет спровоцировать германо-советский конфликт. Чтобы не допустить такого столкновения, Сталин категорически требовал «не поддаваться на провокации».

Донесения о возможных сроках начала войны, как мы уже упоминали, не подтверждались, и это несколько успокаивало Сталина. 22 июня вполне мог оказаться еще одним ложным прогнозом.