Решительно согнав со своего законного места толстого, золотисто-зелёного жука, вооружённого огромными усами-антеннами, Грэм удобно расположился в покачивающейся ложбине шезлонга, которая подстроилась под тело своего единственного хозяина. Как это ни странно, но право собственности на этот лежак Грэм отстоял в упорном противостоянии с Щербаковым, который так же положил глаз на это уютное, угловое местечко. В честной и справедливой борьбе двух интересов Уайтхэм был твёрд и непоколебим, ведь он первым занял его, так сказать: «Пришёл, увидел, победил!».

Впрочем, его соперник не был особенно настойчив. Гордо запрокинув голову, Сергей выдал весьма неожиданную фразу: «Уступаю грубой силе», – после чего территориальный спор разрешился в пользу представителя гуманитарных наук, то есть доктора исторических, а не физико-математических наук, к коим принадлежал Сергей Щербаков.

Ещё раз, осмотрев пустынную террасу, историк закрыл глаза и, сделав несколько глубоких вдохов, добился полнейшего расслабления. Впрочем, он не собирался дремать. Обретя долгожданную бодрость, он осмотрел окружающий его мир и остановил свой выбор на побережье, где неожиданно увидел Сергея, присевшего на корточки и перебирающего прибрежную гальку, старательно отыскивая единственно пригодный для очередного «блинчика» плоский камень.

Все знали, что подобной «кулинарией на океанской глади» русский физик любил заниматься в особо напряжённые дни, например, когда в его лаборатории выполняли центровку линз «Нультона» или проводили тестирование готового аппарата. Чтобы не мешать инженерам-монтажникам, выполняющим тонкую работу, где приходилось учитывать микроны при общем весе аппарата около полутонны, Сергей уходил на берег океана, чтобы его нервозность и переживания не повлияли на работу единой и слаженной команды профессионалов.

Из дружеской беседы за завтраком, от самого Щербакова Грэм узнал, что именно сегодня планировали тестирование последнего «Нультона». Стало ясно, что именно это обстоятельство и выгнало физика на «океанскую кухню».

Судя по тому, как ловко Щербаков подкидывал на ладони найденный им камень, его длительный поиск подходящего голыша завершился успешной находкой. Уверенной поступью Сергей направился к кромке воды, но, словно передумав, остановился, впрочем, только для того, чтобы снять обувь и подвернуть брючины.

Не было сомнений, физик намеревался войти в воду, что он и сделал незамедлительно. Держа свой спортивный снаряд в правой руке, Щербаков присел на правую ногу, направив левую в сторону океана, как это делают метатели диска или копья, готовясь установить новый рекорд на олимпийских играх. После чего, со всего маху запустил свой снаряд по «водной сковороде океана», всё же замочив при этом свои брюки, когда, потеряв равновесие, плюхнулся в воду. Стоя на коленях, словно Пенелопа, ждущая своего Одиссея, Щербаков старательно отсчитывал «блины», продолжая принимать океанскую ванну.

Отсчёт был не долгим и, явно, не утешительным для олимпийца. С негодованием, шлёпнув по воде рукой, Сергей поднялся на ноги, бросил прощальный взгляд в сторону «водной сковороды», всё ещё надеясь на рекордный результат, после чего покинул мокрый сектор для «выпекания блинов». К удивлению Грэма, неудачная попытка не отбила стремления к победе, так как физик вновь погрузился в поиски очередного, более идеального метательного орудия.

Судя по тому, что в поиски нужного камня активно включились босые ноги, распинывающие прибрежный песок, можно было предположить, что увиденная Уайтхэмом попытка не была первой, и «блины» у Щербакова пеклись в этот раз комом, точнее, одним, максимум тремя «бульками».

Грэм оставил русского естествоиспытателя за его благородным занятием очистки пляжа от камней и, закрыв глаза, не без удовольствия погрузился в размышления, которые терпеливо ожидали своего времени, помня, что «делу – время, а потехе – час». К чести Грэма, наблюдения за «блинной потехой» Щербакова заняли всего несколько минут. Впрочем, с учётом эффектных выходов и уходов с террасы – пословица не на много преувеличила время забав, которое плавно перешло во время размышлений.

«Очередной военный переворот», – эти привычные и много раз слышимые из сводок теленовостей слова, неожиданно, вспомнились, но впервые поразили историка своим сочетанием. Ему показалось странным и удивительным, что такие различные понятия, как война и очередь употребляются вместе, как нечто совершенно естественное, повседневное, можно сказать будничное, не вызывая у нас негативной реакции или недоумения.

Подумать только, существует очерёдность военных переворотов. Получается, что в то время, когда одни люди занимают своё место за хлебом, другие выстраиваются в очередь за собственной смертью. Ужас! При этом, всё привычно и совершенно нормально. Если есть очередь, значит, есть спрос – война стала естественной, повседневной потребностью нашей жизни, а, следовательно, она неизбежна…

– Война неизбежна… – его мысли сбились, когда он услышал чьи-то шаги.

Кто-то осторожно вошёл на террасу. Чуть приоткрыв глаза, Грэм заметил Шона Берка, который прошёл к соседнему шезлонгу, стараясь не шуметь, но, постояв рядом с ним, передумал садиться, видно, боясь разбудить отдыхающего историка скрипением деревянной рамы лежака. Ступая мягко, по-кошачьи он направился к краю террасы и, облокотясь на перила, стал наблюдать за тем, что происходило на берегу океана.