В слабо освещенной керосиновым фонарем палатке находилось пять человек. Одного из них Хуан знал давно. Когда они втиснулись в палатку, знакомый спросил у Хуана:

— А этот компаньеро?

Полицейский, протягивая руку, отчеканил:

— Сержант Гарсиа.

— Муниципалитет защищал вместе с Игнасио, — подтвердил Хуан. — Вместе их и схватили.

— Ясно, — проговорил мужчина, улыбаясь. — Морана посылали вызволить его из тюрьмы! — И, кивая на руку сержанта, спросил: — Вы ранены? Снимите китель и дайте мне осмотреть вас, компаньеро.

Гарсиа будто не слышал.

— Где дон Игнасио? — неожиданно спросил он.

— Убит, — ответил мужчина.

— Убит?

— Перед тем как убить, его пытали.

— Вы видели его? — нетерпеливо перебил Хуан.

— Да, среди развалин банка, который вы подорвали динамитом.

— Сволочи… бедняга Игнасио, — произнес сержант. — Его похоронили?

— Пока не до этого, компаньеро. Уходить надо.

— Уходить? — переспросил Хуан. — Зачем уходить, если мы схватили их за хвост.

— Против нас бросят армию и федеральную полицию.

— Ну нет, теперь мы не побежим, — сказал сержант.

— А мы и не побежим.

— Нет? А вы говорите «надо уходить», как это понимать?

Мужчина улыбнулся. Воцарилась длительная пауза. Хуан попросил сигарету из черного табака, закурив, задумался. В палатку вошел еще один человек и, обращаясь к старшему, доложил:

— Взяли Росси.

— Хорошо. Везите его вместе с Льяносом.

Когда мужчина вышел исполнять поручение, Гарсиа задал вопрос:

— У вас комиссар полиции?

— Да. А теперь и Росси тоже. Он убил чиновника муниципалитета, Матео:

— Вы их заберете с собой? — спросил Хуан.

— Их будут судить.

Хуан, задержав взгляд на старшем, опять спросил:

— Для чего?

— Что «для чего»?

— Судить их. Они начали. Они убили Игнасио, Матео, Мойянито, слабоумного Пелаеса. Зачем их судить? Сами знаете наши столичные суды. Через неделю на свободе окажутся.

— Нет, компаньеро. Их будут судить не в столице. Судить их будем мы. Вы и мы. Друзья тех, кого они убили.

— В этом я ничего не понимаю, — протянул Гарсиа.

Старший взглянул на него и, улыбнувшись, сказал:

— А нечего и голову ломать. В школе этому не научишься. Но если вы убили и видели смерть, то все вам должно быть понятно.

Гарсиа опустил голову. Старший его спросил:

— А что бы вы с ними сделали?

У сержанта от этого вопроса как-то сразу осунулось лицо, но глаза гневно блеснули:

— Такие штуки не для меня. Я не умею обсуждать законы.

— Мы и не будем обсуждать законы. Тем более законы комиссара полиции, Суприно, Росси. У нас теперь наши законы.

— Не знаю, — ответил Гарсиа, протирая глаза рукавом кителя. — Я только говорю, что сукин сын тот, который убивает так, как они убили Игнасио. — Он замолчал. Окинув всех взглядом, как бы выжидая, что кто-то продолжит за него. Но, поняв, что никто говорить не собирается, Гарсиа опустил голову и тихо добавил: — На такую сволочь и пули жалко. — И стал снимать китель. Обернулся к Хуану, потягивавшему сигарету. Прочитав в его глазах молчаливое одобрение, Гарсиа попросил: — Достань мне другую рубашку. Кровь засохла, и рана немного ноет.

Скользкое шоссе не помешало Суприно гнать машину на большой скорости. Справа от него словно врос в сиденье Гульельмини. Он был разбит. Одна за другой одолевали невеселые мысли: ему дали четкие указания, а выполнить их он не смог. Потерял способность контролировать положение. Теперь уже ничего не исправишь — поздно.

Гульельмини начинало казаться, что Суприно все подчинил себе, даже решения за него принимал. Захотелось закурить, но, к несчастью, спичек в карманах не оказалось. Зло косясь на партийного вожака, Гульельмини всё более убеждался, что Суприно по-прежнему уверен в себе, решителен и знает, что надо делать. Он наверняка найдет общий язык с военными, тем более что с несколькими из них знаком. Проблема лишь в том, как преподнести им такое деликатное дело.

— Тебе не поверят насчет коммунистов, — пробормотал Гульельмини.

Суприно помолчал. Затем улыбнулся:

— Да и говорить им этого не надо. Для них нет ничего хуже, когда люди вроде Игнасио хватаются за карабин. Военные не любят, если публика без разрешения начинает из оружия палить. Стрелять — это их дело.

— А Перон?

— А что Перон?

— Он нас ликвидирует. К этому все идет. Лучше самим уйти со сцены.

Суприно свернул на обочину и остановил машину. Дождь почти прекратился. Через разрывы в облаках сверкнули солнечные лучи.