К тому же мы должны принять во внимание притязания одних только английских подданных. Под английскими подданными я разумею в данном случае британских иммигрантов — всех без различия рас, цветов и религиозных убеждений, — которые под давлением тех или иных обстоятельств захотели оставить временное свое обиталище в Британской империи и решили поселиться на богатых плоскогорьях Восточной Африки. Я считаю еврея, который живет в Британской империи, столь же полноправным гражданином, как и я, исконный английский подданный. Теперь представьте себе, что этот гражданин отправляется в Восточную Африку — как отправились бы вы или я — раздобыть себе земли за деньги или даром — ну, не лучше ли ему поселиться под эгидой обычного английского правительства, чем, безо всякой надобности, создавать какую-то особую общественную единицу, управляемую какими-то особыми законами!

Что же касается евреев, которые не состоят английскими подданными, то на них я, естественно, обращаю гораздо меньше внимания и полагаю, что нам совершенно невозможно отводить для иностранцев (для не английских евреев, пояснил сэр Гарри) большую часть весьма ограниченного пространства, открытого европейским колонизаторам, — пространства, которое было куплено дорогой ценою денег и крови британских подданных — евреев, магометан, индусов»…

Согласитесь, все это по меньшей мере наивно. Почтенный сэр даже и представить себе серьезно не может, что у кого-нибудь может явиться желание не быть подданным его правительства. Вся его тирада сводится к такому соображению: английский еврей — не захочет собственной автономии; а иностранный если и захочет, то какое англичанам дело до этого! «Территориальные» же неудобства приведены здесь собственно для красоты слога.

Далее он говорит об опасности для еврейской колонии находиться среди враждебно настроенного — черного, белого и желтого населения, но ясно, что не будь этой опасности, отношение его к английскому предложению не изменилось бы ни на вершок.

<…>

Продолжаю о лондонских евреях. Почти нигде во всем Лондоне не найдется ни одного из них, который не жил бы в восточной части города. В знаменитом Уайтчепеле есть улицы, где буквально никогда не встретишь ни одного англичанина. Громадная улица Commercial Road почти сплошь заселена евреями. Но зато весь остальной Лондон их почти никогда не видит. Иногда только, когда в жизни континентальных евреев произойдет какое-нибудь бедствие и еврейское население Лондона почувствует необходимость выразить моральный протест против тех, кто породил это бедствие, — весь город собирается в Гайд-Парк послушать негодующие речи «восточников» («east-enders»), присоединиться к ним и еще раз подтвердить, что им никогда не придется протестовать против здешнего положения вещей.

Стоит только взглянуть на лондонского еврея, чтобы убедиться в истинности этих уверений. Спокойная уверенность в завтрашнем дне, твердая почва под ногами, сознание, что перед ним открыт любой путь деятельности, — все это сделало лондонского еврея как-то положительнее, спина его разогнулась, пресловутой, якобы национальной увертливости и в помине нет.

О так наз<ываемых> посреднических наклонностях, о которых столько натрубила наша печать известного толка, здесь тоже не слыхать. Лондонцы знают евреев как хороших портных, скорость и добросовестность их работы привлекает к себе симпатии даже таких идеальных работников, как англичане.

А так как ничего не уважает англичанин больше, чем работоспособность человека, то евреи давно уже позабыли о том, что принадлежность к их племени — когда-нибудь могла быть причиной оскорблений, обид и потерь.

Но обеспеченное положение большинства лондонских евреев ничуть не способствует их ассимиляции с окружным населением. Язык — и то в крайних случаях, — вот и все, что перенимают евреи у англичан. Я говорю: в крайних случаях, ибо зачастую им удается избегнуть и этого. Я видел евреев, которые по 12, по 15 лет живут в Лондоне — и хоть бы слово по-английски. — «Зачем нам английский язык? — говорят они. — Мы здесь между своими». И несмотря на все соблазны, они не поддаются никаким чужим влияниям и наветам. Вряд ли во всей Европе существуют для евреев лучшие условия, чем те, в которых они находятся здесь, поэтому-то их сионизм окрашен некоторым отвлеченным, мечтательным опенком.

Экономическая почва здесь почти совершенно отсутствует. Сионистское движение в Лондоне возникло скорее ввиду сочувствия положению своих соплеменников на континенте, и тем более привлекательный характер имеет оно…

В заключение не могу не рассказать вам одной любопытной истории из жизни бездомных лондонских евреев.

Как-то в субботу, зайдя в один из глухих лондонских переулков, я услыхал оглушительные звуки огромного барабана и сквозь густую толпу народа увидал необыкновенно длинного мужчину в измаранном цилиндре, в дырявом фраке, из-под которого выглядывали воротнички отнюдь не ослепительной белизны.

Рот мужчины беспрерывно и беспредметно улыбался, но черные, красивые глаза были сосредоточены и угрюмы.

«Леди и джентльмены! — хрипел он. — Этот ящик, на котором я стою перед вами, — вмещает ослепительное доказательство могущества человеческого гения. Все, что только может дать — упорная настойчивость, современное состояние механических наук и блестящий человеческий интеллект, — все это соединилось, чтобы произвести таинственный предмет, который…»

— Покороче, сэр! — сказал, попыхивая трубкой, один рабочий. — Нечего размазывать!