Посмеявшись над стариком, Тин-Фу ушел.

Господин Дэхай был назначен Вторым Советником по делам иероглифов при дворе Небесного Владыки, а это означало, что в его обязанность входило следить за иероглифами по всей столице и за ее пределами. У него имелся целый штат сотрудников, которые ходили по улицам и собирали клочки исписанной бумаги, которая была уже не нужна. Ибо сказано: «Письменность священна, и знающие письменность – священны». Ни в коем случае нельзя бросать исписанную бумагу в грязь. Некоторые считают, что это может привести к слепоте, хотя господин Дэхай в своих указах утверждал, что подобные святотатцы бывают убиты громом. Он даже возил с собой урну, украшенную изображениями сплетенных между собой драконов, золотого и зеленого, и выставлял ее на видном месте везде, куда ни прибывал по своим делам. В этой урне хранился прах одного вельможи, который совершил однажды ужасное злодеяние. Однажды он получил письмо от своей матери, которая в немногих словах выражала свои нежные чувства к отпрыску и выказывала озабоченность распутным образом жизни, который тот ведет в столичном городе, вдали от родительского пригляда. Прочитав это письмо, молодой вельможа так разгневался, что бросил бумагу в грязь, наступил на нее сапогом и разорвал, не прикасаясь к ней руками. И тотчас с неба сошел огонь, послышался громовой раскат – и вот от молодого человека осталась лишь кучка дымящегося пепла.

Несколько благочестивых слуг собрали этот пепел в урну, и теперь она передается от одного Советника по делам иероглифов к другому – в знак назидания и наглядного примера того, как не следует относиться к иероглифам и исписанной бумаге.

Подчиненные Советника подбирали любые клочки, даже самые ничтожные, если на них виднелись следы иероглифов, и складывали их в специальные корзины.

Один раз на Новолуние, по улицам шествовала особая процессия в сопровождении музыкантов. Слуги, одетые в черные одежды с большим вышитым иероглифом на спине, несли большие корзины с пеплом от сожженной бумаги. Они доходили до реки, в которую опускали этот пепел при громком пении красивых похоронных гимнов, и темные воды реки расступались, оттуда высовывались черные пальцы Речной Богини, которая бережно принимала пепел и уносила его в глубину. Лишь пепел от нечестивых писаний (а имелись и такие) плыл дальше по поверхности реки, чтобы затем осесть на берегах грязноватой пеной и исчезнуть в безднах земли, не оскверняя речных глубин.

Затем собравшиеся посмотреть на процессию – а таких всегда находилось очень много – слушали Наставления о сохранении иероглифов. Их зачитывал особый глашатай, одетый также в черное, – освещенные факелом, видны были только кисти его рук и лицо, а все прочее терялось во мраке:

– Тот, кто готовится собирать, очищать и сжигать бумагу с написанными иероглифами, будет обладать тысячью добродетелями и продлит себе жизнь на двенадцать зим! – возглашал этот человек, и, судя по самодовольной улыбке, блуждавшей по его лицу, он ощущал внутри себя всю тысячу добродетелей, каждая из которых напоминала по вкусу сладкий пирог. – Очищающий бумагу станет почитаемым и богатым! Его дети и внуки будут добродетельными! Тот, кто будет разрезать бумагу с написанными на ней иероглифами на полоски и раздавать населению для защиты от злых духов, тот приобретет пятьсот добродетелей и будет любим без порицания!

Тин-Фу, который участвовал в подобном ритуале впервые, слушал этот перечень не без удивления. Он тоже был приучен относиться к слову с почтением, особенно к написанному, но увиденное в городе Небесных Владык его поразило. Назначение господина Дэхая было по-настоящему важным, если принимать все, что здесь происходило, всерьез.

Глашатай перешел к более низким добродетелям, связанным с бумагой. Голос его зазвучал тише и сделался менее торжественным, более сердечным. Совершенно очевидно, что теперь он говорил о вещах, доступных практически каждому из слушающих:

– Тот, кто будет запрещать кому-либо уничтожать грязную бумагу с написанными иероглифами, приобретет пятнадцать добродетелей и станет преуспевающим и разумным человеком.

«Странно, – подумал Тин-Фу, – ведь запретить кому-либо что-либо сделать куда труднее, чем не сделать или сделать это самому… А добродетелей меньше. Впрочем, в жизни всегда так. Завтра нужно будет рассказать господину Дэхаю притчу на эту тему…»

Тем временем голос глашатая изменился еще раз. Теперь он гремел гневно. Глаза метали молнии в собравшихся. Не оставалось никаких сомнений – вот теперь он имел в виду не себя и своих собратьев, но тех, кто топтался перед ним на берегу медленно текущей реки:

– Тот, кто будет произвольно сжигать бумагу с написанными иероглифами, пострадает от десяти пороков и десяти заболеваний! Тот, кто будет в гневе бросать на землю бумагу с написанными иероглифами, пострадает от пяти пороков и утратит разум! Тот, кто будет бросать бумагу в грязную воду, будет наделен двадцатью пороками и постоянно страдать от болезней глаз!

Толпа внимала и, казалось, испытывала неподдельное удовольствие от собственного страха. Это удивляло Тин-Фу. Впрочем, как говорил ему учитель, один человек никогда не устает удивлять другого.

А глашатай замолчал ненадолго, после чего принялся яростно размахивать вокруг себя ревущим факелом:

– Вон! Все убирайтесь отсюда вон, жалкие нечестивцы! Священная река не желает видеть вас на своих берегах!

И люди начали разбегаться, исчезая в темноте по одному.

Одним из увлечений господина Дэхая было разведение золотых рыбок. В прудах в его дворце плавало множество крошечных очаровательных созданий. Одни были красноватые, другие – почти желтые, встречались и белые с коричневыми пятнами на боках. Поначалу Тин-Фу считал, как и все, что это увлечение было лишь прихотью богатого и знатного вельможи.

Но один случай полностью изменил его представление об этом.

Управляющий дома господина Дэхая не оставлял мысли отомстить новому слуге. Ради этого он входил в дружбу с такими низкими людьми, как конюхи, убиральщики, мойщики посуды. Всем им он нашептывал, что Тин-Фу слишком чванится своей украденной мудростью, которую он похитил у своего прежнего наставника. «Он оставил беднягу ни с чем! – уверял управляющий, и низшие слуги слушали его с полным доверием. – Этот бедный бывший мудрец теперь совершенно нищ! Ни одной мысли не приходит в его голову, ни одна идея больше не посещает его разум. Лишь беды, пороки и болезни преследуют его по пятам с тех самых пор, как Тин-Фу украл его мудрость!»