Он поднял свои кувшинки, махнул рукой, приглашая за собою, и вприпрыжку умчался по восточной тропе, во весь голос распевая что-то совсем уж несуразное.

Разговаривать было некогда, удивляться тоже, и хоббиты поспешили за ним.

Только спешили они медленно. Том скрылся из виду, и голос его слышен был все слабей и слабей. А потом он вдруг опять зазвучал громко, будто прихлынул:

И все та же тишь, а солнце уже скрылось за деревьями. Хоббитам вдруг припомнился вечер на Брендидуиме и сверкающие окна Хоромин. Впереди неровным частоколом вставала тень за тенью: необъятные стволы, огромные ветви, темные густые листья. От реки поднялся белый туман и заклубился у ног.

Идти было трудно, а хоббиты очень устали, ноги у них отяжелели, как свинцом налитые. Странные звуки крались за ними по кустам и камышам, а мерзко-насмешливые древесные рожи, кривясь, встречали их взгляды. Всем четверым подумалось, будто их затягивает в страшный сон, от которого не очнуться.

Но вдруг река прекратила урчать и начала мурлыкать, а трава под их ногами стала кроткой и шелковистой. Лес будто отступил и сделался оградой. В глаза вдруг блеснул желтый просвет настежь открытой двери.

Перед ними сиял дом Тома Бомбадила – оставалось только сойти с холма. Они все заторопились вниз, и хоббиты и пони. Усталость как рукой сняло, половины страхов как не бывало. Навстречу им грянула песня:

А потом зазвучал другой голос – чистый и юный, как ранняя весна, но древний и мудрый, будто вековечное лето:

И хоббиты оказались на пороге, озаренные ясным светом.

Четыре хоббита переступили широкий каменный порог – и замерли, помаргивая. Они оказались в низком, но просторном покое, освещенном висячими лампадами; а на столе горели долгие желтые свечи. В кресле у дальнего края стола сидела хозяйка дома. Ее длинные белокурые волосы ниспадали на плечи и мягко струились вниз; была она в искристо-зеленом, а пояс золотой с ярко-голубыми незабудками; вокруг нее на зеленых и бурых блюдах плавали кувшинки – ни дать ни взять русалка посреди озера, подумал Сэм.

– Входите, дорогие гости! – напевно сказала она.

Робко вступили они в покой, неловко и низко кланяясь, точно постучались, чтобы попросить напиться, в обычный дом у дороги, а им отворила дверь прекрасная эльфийская дева в цветочном уборе. Она устремилась к ним навстречу, легкая, как речной ветерок.

– Смелее, милые друзья! – улыбнулась она. – Смейтесь, веселитесь! Я – Золотинка, речная царевна.

Пропустив их мимо себя, она затворила дверь и как бы отстранила ночь за дверью легким движением гибких рук.

– Пусть ночь останется в Лесу! – сказала Золотинка. – Вы, верно, все еще страшитесь густого тумана, темных деревьев, заводей и омутов да неведомой твари лесной. Не бойтесь, не надо! Нынче вы под надежным кровом Тома Бомбадила!

А они все переминались у порога, и снова прозвучал ласковый голос:

– Добро пожаловать! Вот какие, оказывается, робкие хоббиты живут в Хоббитании! А ты-то, Друг Эльфов, что же оробел? Рассаживайтесь и подождите хозяина. Он сейчас будет, он с вашими лошадьми – они ведь устали не меньше вашего...

...Хоббиты смирно сидели на низких тростниковых табуретках, а Золотинка порхала вокруг стола. Наконец дверь распахнулась, и вошел Том Бомбадил. Он был без шляпы, его пышные курчавые волосы венчала корона из желто-алых листьев. Том рассмеялся, подошел к Золотинке и взял ее под руку.

– Вот она, моя хозяйка, в изумрудном блеске! – сказал он хоббитам. – Вся в зеленом серебре и звездистых искрах! Больше свеч на стол, хозяйка! Сдвинем занавески – и за доброю едой вечер минет быстро. Стол накрыт, и ужин ждет – молоко да масло, белый хлеб и желтый мед, – значит, все прекрасно!