– Что случилось? Где тот бледный король – выговорил он, едва очнувшись.

Ему не ответили: у всех троих от радости перехватило дыхание, да и вопроса его они не поняли. Лотом Сэм рассказал, что видел, как подступили мрачные тени, и Фродо исчез, а его, Сэма, сшибло с ног. Он слышал голос хозяина – то ли из дальней-предальней дали, то ли из-под земли, – а слова были странные и непонятные. Потом они искали и наткнулись на Фродо: он замертво лежал ничком, меч под ним. Бродяжник велел им уложить его у огня, а сам исчез – давно уж.

Сэм, видно, снова стал сомневаться насчет Бродяжника и, когда тот появился, заслонил Фродо, выхватив меч из ножен; но Бродяжник спокойно и устало опустился рядом с ним на колени.

– Нет, Сэм, я не Черный Всадник, – мягко сказал он, – и не их подручный. Я хотел узнать, где они затаились – и почему. Им бы напасть заново, а они отступили. Поблизости их и духу нет.

Услышав о том, что было с Фродо, он озабоченно покачал головой и тяжело вздохнул. Потом велел Мерри с Пином вскипятить полные котелки воды и все время промывать рану.

– Разведите огонь побольше: Фродо надо держать в тепле! – распорядился он, отошел от костра и подозвал Сэма, – Теперь кое-что ясно, – сказал он вполголоса. – Враги напали, кажется, только впятером – видно, не все собрались, – и отпора не ожидали. Отошли они, боюсь, недалеко, и назавтра к ночи снова явятся. Им некуда спешить: по их расчетам, дело почти что сделано, Кольцо далеко не уйдет. Да, Сэм, хозяин твой на пороге смерти – и чем дальше, тем больше им подвластен. Может, и так, но... мы еще поглядим, кто кого!

Сэм захлебнулся слезами.

––Не отчаивайся! – сказал ему Бродяжник. – И положись на меня. Фродо оказался куда более стойким, чем я думал; правда, Гэндальф на это и намекал. Его чудом не убили, и продержится он, пожалуй, дольше, нежели думают те. А я постараюсь его немножко подлечить. Грейте его и стерегите; если что – кричите во всю мочь и палите все вокруг; я ненадолго.

С этими словами он исчез во тьме.

Фродо задремывал и просыпался от вяжущей боли. У него постепенно онемело плечо, рука, весь бок. Друзья без устали промывали ему рану и старались согреть его. Серый предутренний свет уже затопил лощину, когда Бродяжник наконец вернулся.

– Смотрите-ка! – воскликнул он, подняв с земли дотоле незамеченный и распоротый у подола черный плащ. – Удар нашего Фродо! – Бродяжник снова нагнулся и поднял длинный тонкий кинжал, холодно блеснувший в рассветной мгле. Конец зазубренного клинка был обломан; и кинжал на глазах истаял тонким дымом – лишь рукоять уцелела. – Плохо дело! – заметил Бродяжник. – Нынче почти что некому врачевать такие раны. Сделаю, что смогу, а могу я немного.

Он сел на землю, положил на колени черную рукоять и пропел над нею медленное, непонятное хоббитам заклинание. Потом отложил рукоять в сторону, пригнулся к Фродо и проговорил ему на ухо какие-то странные слова. Из поясной сумки он извлек длинные листья.

– Это целема, – объяснил он, – или, как называли ее в древности, ацэлас. На этом каменистом Угорье она не растет, я отыскал ее – по запаху – далеко отсюда, в чащобе к югу от Тракта. На севере мало кто слышал о целеме – разве что Следопыты. Дивное растение, но если и поможет, то ненадолго...

Он заварил листья и промыл терпко-душистым отваром рану в плече Фродо. Боль слегка утихла, но оледенелая, неподъемная рука словно примерзла к боку, и Фродо принялся корить себя за то, что надел Кольцо по велению Врага. «Поплатился, ладно, – думал он, – останусь калекой на всю жизнь, а сейчас-то что? Сил ведь нет двинуться...»

Между тем обсуждалось именно это – как быть дальше. Решено было немедля покинуть Заверть.

– Наверно, – сказал Бродяжник, – место это давно уже под вражеским присмотром. Если и был здесь Гэндальф, то был и ушел, отбившись от врагов. Останемся еще на ночь – и наше дело пропащее, где угодно лучше, чем здесь.

Скрытно и осторожно обогнули они юго-западный склон Заверти, подобрались к Тракту, перебежали его – и над головами их перекликнулись два мрачных голоса. Они поспешно нырнули в густой кустарник. Начался унылый, долгий и трудный путь по бездорожью. К вечеру хоббиты едва держались на ногах. Фродо, ехавший на пони, тоскливо оглядывал понурившихся друзей – даже Бродяжник казался усталым и угрюмым.

Плечо наливалось ледяной болью, но Фродо терпел, стиснув зубы: жаловаться было нельзя. Один за другим миновали четыре тяжких дня. Заверть отдалилась, дальние холмы приблизились. После зловещего крика у Тракта враги не объявлялись – как в бездну канули. Ночами путники сторожили по двое, с дрожью ожидая, что сероватую лунную мглу пронижут черные пятна. Но никого не было, и слышался только сухой шелест жухлой травы. Однако зло таилось где-то рядом – они чувствовали. Вряд ли Всадники сбились со следа. Наверняка выжидают, готовят новую засаду.