Все сказанное выше о символике иероглифов в полной мере воплощается в каллиграфии. Ее притягательность – в ощущении связи образа и знака, языка и действительности. Секрет этого искусства – в гармонии между духовным состоянием человека и механическим движением его кисти. Каллиграфия, как и китайская живопись, оперирует ограниченным числом образов, ее суть не в том, чтобы открыть новое, а в том, чтобы «прочитать», «переписать» старое.

Каллиграфия – это еще и искусство концентрации, недаром она играла важную роль во многих практиках духовного самосовершенствования.

Я же открыл для себя и вовсе завораживающее занятие, связанное с китайским языком.

Я стал писать стихи по-китайски. Как такое возможно, чтобы человек, далекий от китайского, вдруг стал писать стихи на этом языке? Дело в том, что в китайском нет изменения слов, и поэтому правила грамматики весьма просты. По сути написание китайского стиха напоминает игру в кубики. Кроме того, лаконичность китайской традиции позволяет использовать небольшое число слов для выражения короткой, но желательно глубокой мысли.

Разумеется, мои творения я подвергаю редактуре со стороны моего уже нового учителя. Хуй Ю, старый учитель, уехал в Китай, и я нашел себе нового по имени Ебаё Фенг. (Уверяю вас, что имена не вымышленные, и вовсе я не хочу, их упоминая, поиздеваться над вами или над китайским языком.)

Ебаё Фенг обычно строго просматривает мои творения, переставляет некоторые иероглифы, добавляет новые. Однако, к нашему взаимному удивлению, в двух стихотворениях Ебаё ничего не исправил. Это говорит только о том, что китайский действительно обладает определенным преимуществом перед европейскими языками, если такой конченый и отнюдь не самый смышленый иностранец, как я, может написать несколько строк, не нуждающихся в исправлении!

Использовать я стал традиционные иероглифы, чтобы больше походить на китайских классиков, однако для носителей мандарина от этих знаков слегка несет контрреволюцией, поскольку ими пользуются в Гонг Конге и на Тайване.

Конечно, оставаться под своим некитайским именем в китайской литературе не принято, и посему мне было дано имя, весьма отдаленно созвучное с фамилией Кригер.

Итак знакомьтесь: я – Кай Ли Ге.

Что в моем вольном переводе означает «успешно поднимающийся на защиту правил».

Что же поведал народу Поднебесной новый китайский поэт Кай Ли Ге? Да все то же. У меня одна шарманка на всех языках:

Или еще:

Далее я подключил к процессу творчества всю семью. Я собирал умные мысли моих домочадцев и переводил их на китайский в виде стилизованных под традиционные китайские строчки вирши.

Маськин выдал следующее:

повторяется и в слове «гнев», и в слове «пожар», так что получилось особенно интересно.

Кстати, посмотрите, как пишется лес:

Вы все еще будете утверждать, что китайский сложен для изучения?

Сынишка Шушутка выдал:

Жизнь коротка.

Оно звучит так: женьшень, и означает – «жизнь», или, точнее, «человеческая жизнь». Помните настойку на корне женьшеня? Как в этой жизни все взаимосвязано…

Кстати, со словом «идиотский» вышел конфуз. Мой компьютер не желал писать этот иероглиф, и моему учителю пришлось нарисовать его от руки в компьютере в рисовалке.

Сначала он его нарисовал иначе, а потом спохватился, что то, что он нарисовал, значит «шелковичный червь», и ему пришлось этот иероглиф перерисовывать. Вот что у него вышло в окончательном варианте: