– Никак сегодня опять картошка? – начал было я.

– Нет, сегодня соевый творог. Ну, одно другого стоит!

– Знаете, бабушка, Кота, говорят, в Хюга уезжает. Правда, жалко его?

– Верно, жалко, но ничего не поделаешь, раз он сам по доброй воле едет. – По доброй воле? Это кто?…

– Как это – кто? Да он! Разве Кога не по собственной прихоти едет?

– Что вы?… Откуда это взяли?…

– Но мне сегодня сказал об этом «Красная рубашка»! Если я ошибаюсь, значит «Красная рубашка» лгун!

– Старший преподаватель? Ну что ж, он правду говорит, но правда и то, что Кога не хочет ехать.

– Значит, и то правда и это, – как же так? Посудите сами, бабушка. И какие у него собственно причины?

– Сегодня утром заходила мать Кога и в разговоре со мной слово за слово выложила все.

– Что же она рассказала вам?

– Дело, знаете, вот как было: после смерти отца их семья уже не могла жить в прежнем достатке, тогда мать посоветовала Кога, чтобы он обратился к директору школы и попросил его: я, мол, уже четыре года старательно работаю, так нельзя ли теперь немного повысить мне жалованье.

– Правильно!

– Директор сказал: «А, да-а… подумаем, посмотрим». Мать на том и успокоилась и с нетерпением ждала, что вот-вот будет распоряжение о прибавке, не в этом месяце, так в будущем. А в это время директор позвал к себе Кога. И когда тот пришел, сказал ему: «К сожалению, у школы мало средств и нет возможности повысить вам жалованье. Но в Нобэока есть вакансия, и поскольку там ставка на пять иен в месяц больше, я решил, что это совпадает с вашим желанием, так что, когда все формальности будут закончены, можете ехать». Вот что он ему сказал.

– Как же так? Значит, не посоветовался с ним, а просто взял и приказал – езжай?…

– То-то и оно! Кога попросил: «Чем ради этой прибавки уезжать, я лучше останусь здесь на прежних условиях. Здесь у меня и дом, здесь и мать…» Но директор сказал: «Теперь ничего сделать нельзя, все решено и уже заместителя на ваше место нашли». Вот что директор сказал.

– Они его одурачили, это не дело! Стало быть, Кога вовсе не хочет уезжать? Я и то подумал, что это очень странно. Олух он, что ли, из-за лишних пяти иен отправляться в эту горную глушь, дружить там с обезьянами!

– Почему олух? Он учитель.

– По всему судя, это проделки «Красной рубашки». Некрасиво же он действует! Бьет из-за угла! И потому прибавляют мне жалованье? Ну разве это не подло? Говорит: «Прибавим», да кто возьмет эту прибавку?

– Ах, вам жалованье повышают?

– Так мне сказали, но я решил отказаться.

– Как это так отказаться?

– Обязательно откажусь. Знаете, бабушка, этот «Красная рубашка» – дурак! Да и подлец!

– Ну и пусть себе подлец, но если вам жалованье прибавляют, значит нужно спокойно согласиться с этим. Вам же лучше. В молодости часто вот так сердятся, а как постарше станут да поразмыслят – и пожалеют, что в свое время не сдержались! И, конечно, потом плачутся: ах, мол, какой убыток потерпел из-за того, что вспылил! Послушайте вы бабушку, и если «Красная рубашка» предлагает вам прибавку, скажите спасибо и берите!

– А вы хоть и пожилой человек, но лучше бы вам не вмешиваться в чужие дела!… Прибавят мне или убавят – вам-то что? Ведь это мое жалованье!

Хозяйка молча вышла из комнаты. Старик хозяин беззаботно читал нараспев свои утаи.

Я думаю, что нарочно распевать тексты на такую мелодию – это особый способ затруднить их понимание. Я не мог понять этого старика, который каждый вечер без устали тянул свои напевы. Мне же было совсем не до утаи.

Мне сказали, что прибавят жалованье. Что ж, я хоть не особенно стремился к деньгам, но подумал, что другим тоже ни к чему копить лишние деньги, и согласился. А тут оказывается, что человека принудительно переводят на новое место, а на его жалованье будет наживаться другой. Мыслима ли такая жестокость?… А тот человек? Правда, он попрежнему, на словах, согласен ехать, но собственно какие соображения заставляют его бросаться в такую глушь, как эта Нобэока? Нет, я не успокоюсь, пока не пойду к «Красной рубашке» и не откажусь от этой прибавки.

Я натянул хакама и снова отправился к старшему преподавателю. Подойдя к солидному подъезду, я постучался; на стук опять вышел младший брат «Краснойрубашки». «Опять пришел?» – прочел я в его взгляде. Когда нужно, так приходят и дважды и трижды! Бывает, что и среди ночи с постели поднимут. Может быть, ему взбрело в голову, что я пришел справиться о здоровье старшего преподавателя? Ничего подобного, я пришел заявить, что не нуждаюсь в прибавке к жалованью.

– У него сейчас гости, – сообщил младший брат.

– А мне только на минутку его повидать, – сказал я, – пусть сюда выйдет.

И брат ушел. Посмотрев под ноги, я увидел сброшенные гэта [38] с плетеными подошвами. Из комнаты донеслось: «Банзай!» Гость был Нода. Кроме Нода, ни у кого не было такого пронзительного голоса, и никто, кроме него, не носил такой изысканной обуви.

Немного погодя вышел «Красная рубашка» с лампой в руке.

– А, заходи, заходи, – сказал он, – у меня Ёсикава, свой человек.