Лина спряталась за юбку матери. Но Черный Повар и правда был доволен. Добыча была рядом, правильно питалась, набирала вес и должна была попасться уже к следующему утру. Черному Повару некогда было устраивать гадости в лагере лесорубов, а его приспешники слишком устали от скачки, чтобы сотворить что-то плохое. Они едва держались в седлах своих измученных черных лошадей.

— Мой миленький нежный дракончик. Хочешь — прячься, хочешь — нет. Я к тебе иду! — пробормотал Черный Повар, вскакивая в седло.

— Доброго пути, — сдержанно пожелал ему староста, а Черный Повар засмеялся в ответ неприятным царапающим смехом.

Черная лошадь под ним устало качнулась. Но Повар прошипел заклятие — и у черных лошадей перестали дрожать ноги и ходить ходуном бока, а всадники замерли в седлах, как влитые.

— Вперед, — громким шепотом скомандовал Повар, и отряд рванул во весь опор. Скоро их силы иссякнут совершенно — и людей, и лошадей. Но раньше добыча будет поймана!

— Нет у нас коров, девонька, — сообщила мне словоохотливая старушка, топающая с вязанкой хвороста домой. — Коза есть, куры есть, пять овец, кабанчика держим, а коров нет!

Старые потемневшие ворота со скрипом закрылись за нами. Так мы переночевали в крохотном селе. Мое выступление с арфой имело большой успех. Воротник, тихо сидевший под скамьей полвечера, постепенно отошел и вскоре вовсю прыгал с детворой. Взрослые уважительно садились рядом со мной и, прокашлявшись, заводили беседу о погоде и видах на урожай. Похоже, моя вампиробойская слава опять меня опередила. Воротник получил две миски каши и блюдце козьего молока, быстро все слопал и мирно дремал под лавкой.

День выдался прохладным и сумрачным. Ночью прошел несильный дождик, как-то с утра солнце затянула туманная дымка, и не успевшая выпасть роса наполнила воздух бодрящей прохладой. Птицы шумели вовсю. Я бездумно жевала травинку в такт равномерному топанью Мышака, мурлыкала себе под нос песню о веселом охотнике, когда вокруг вдруг резко потемнело и пахнуло прохладной сыростью.

Что? Я натянула поводья. Прямо передо мной темнела каменистая расщелина, расколовшая донизу высокий островерхий холм. В глубине серела непробиваемая тень — щель или была не насквозь, или делала в холме крутой поворот. И именно стены этой расщелины были отмечены знаком солнца, именно в нее ныряла дорога и безмятежно вошел Мышак. Склоны холма уже были мне по плечо, из оплывшей земли торчали корни, а нанесенную ночным дождем грязь вовсю месили копыта моего переминающегося коня.

— Хмм… — Я задумчиво глядела вперед. Из-за темного поворота что-то приветливо заухало, проскрежетало по скале, с высоты сорвался камень и с плюханьем ударился обо что-то внизу, — Давай-ка отсюда выбираться, — предложила я Мышаку и, после недолгой возни с разворотами, снова была у подножия холма. Следом выскочил Воротник, успевший выпачкаться в грязи до самого гребня на голове. При этом он еще с хрустом жевал что-то многоногое в жестком панцире.

Развилка. Тропа раздваивалась. Второй путь уводил, изгибаясь, куда-то за холм, был хорошо утоптан, гладок и сух. Правда, не имел солнечного знака.

— Ну как там, в глубине? — спросила я дракончика. Судя по налипшей грязи, он прошел в расщелине гораздо дальше моего.

Воротник изобразил всем телом бурный восторг.

— Там таких много, — ткнул он лапой в валяющиеся ошметки надкрыльев, больше моей ладони каждый. — Только крупнее! Бегают!

— Идем в обход, — решила я. В сущности, тут и думать было не о чем. Прокладывавшие Восточный Тракт, похоже, решили здесь пошутить. И утоптанная обходная тропинка подтверждала, что множеству путешественников эта шутка не понравилась, как и мне.

— Надо идти по дороге, — вдруг уперся дракончик.

— Не надо, — отрезала я.

— Надо, — продолжал препираться Воротник. Недокормили его в деревне, точно недокормили. Захотелось ему многоножками похрустеть!

— Держись рядом и молчи! — приказала я и положила конец спору.

Воротник тут же стих.

Мышак сделал пару шагов по тропе и испуганно шарахнулся — сверху упал здоровенный дрозд. Он сел невдалеке, склонил голову, обежал нас внимательным взглядом быстрого черного глаза и свистнул.

— Тебе чего? — довольно мирно спросила я.

В ответ дрозд фыркнул и захрипел.

— Смеешься, да?

Птица клюнула землю и провела на тропе черту.

— Ну и смейся себе.

Мышак уверенно зашагал по тропе. Дрозд прыгнул навстречу, расправляя крылья.

— Ты чего?!

Мышак встал на дыбы и забил копытами.

— Воротник, хватай! — но дракончик был странно безучастен, — Отстань, а?

Дрозд не отставал. Он подпрыгивал, бил крыльями, мотался перед головой Мышака и ловко увертывался от моей руки, которую я иногда осмеливалась оторвать от конской гривы. А Мышак все пятился, отступал перед натиском — и вдруг все стихло. Птица исчезла. Я с трудом утихомирила коня и огляделась. Дрозд сидел шагах в десяти и искоса глядел на нас.