В Риме у меня состоялась встреча и с видной представительницей старой эмиграции — графиней Зинаидой Шаховской, бывшей тогда редактором парижской газеты «Русская мысль». Она, по ее словам, специально даже приехала в Рим, чтобы побеседовать со мной. И, как я понимал, собиралась пригласить меня работать в свою газету. Шаховская читала какие-то мои статьи в советской прессе и помещала даже рецензии на некоторые из них. Знала она, и кто был моим отцом.

— Вы не находите, что наша встреча весьма знаменательна? — спросил я ее.

— Мм-да, — согласилась она, помедлив. И в ее тоне я услышал нечто такое, что заставило меня вдруг сказать, что несмотря ни на что я не считаю себя врагом дела моего отца.

— Вы — «истинный ленинец»? — усмехнулась она. («Истинный ленинец» — это было такое течение в диссидентстве.)

— Нет.

— Марксист?

— Тоже — нет...

— Так кто же вы? — недоумевала Шаховская.

Я сказал, что просто остался верным каким-то исходным идеалам моего отца. И сказал несколько слов о конвергенции социализма и капитализма как выходе для России и мира. В связи со словом «конвергенция» Шаховская неожиданно спросила меня, как я считаю, является ли Сахаров агентом КГБ? И пояснила, что в ее газете и в другой русской периодике на Западе идет дискуссия на эту тему. Я, разумеется, высказал возмущение по поводу самого факта такой дискуссии.

— Но как же Сахарову, — возразила Шаховская, — удалось распространить по всем странам свою статью «Размышления о прогрессе», если не по разрешению и при содействии КГБ? Да и статья эта, — добавила она, — по существу защищает социализм.

Я не согласился с ней, но понял, что поколебать ее невозможно: она совершенно не понимает того, что представляет собой советская Россия и жизнь в ней.

Разговор меж тем коснулся диссидентов сахаровского крыла, и госпожа Шаховская вдруг заявила, что во взглядах этих диссидентов много русофобии, и они не хотят признавать, какую негативную роль сыграли все-таки евреи в новейшей истории России. И привела стандартный набор: Троцкий, Зиновьев, Каменев...

— Но ведь были и другие евреи, — возразил я и привел другой набор: Пастернак, Мандельштам, Гроссман...

— Их вы не трогайте! — возмутилась графиня. — Это люди р-р-русской культуры! Это фактически русские люди!

— То есть все, что дерьмо, то — наше, так? а что хорошее — то ваше? — поинтересовался я. И в итоге приглашения работать в ее газете, разумеется, не получил. О чем, между прочим, нисколечко не сожалел.

Но, слава богу, Шаховская не отменила интервью со мной, которое до нашей беседы поручила сделать сопровождавшему ее сотруднику газеты, некоему Шалдырвану.

Господин Шалдырван был в Гражданскую войну офицером белой армии, бежал с ее остатками в Константинополь. Он выглядел очень симпатичным человеком, и мы долго за полночь, по-русски, разговаривали с ним о судьбе России, и он рассказал мне, между прочим, впечатляющий эпизод, как в Гражданскую войну они, белые, взяли в плен комиссара, который все время поносил их во время допроса, и офицеры решили сжечь его. Обложили соломой и подожгли. «Так он и тут не перестал ругаться и предрекать нам погибель!». Рассказал он это к тому, какие, мол, страшные фанатики были среди большевиков.

Вскоре в «Русской мысли» вышло интервью со мной, и оно сыграло великую роль в моей судьбе на Западе. Мне неожиданно позвонил Иржи Пеликан. Я мечтал как-то связаться с чехословацкой эмиграцией 68-го года, но не знал, как это сделать, и тут вдруг гора сама пришла ко мне!

Иржи Пеликан объяснил, что прочел мое интервью и нашел, что мои взгляды очень сходятся с их — активистов Пражской весны — взглядами, и пригласил меня встретиться. Так началось спасительное для меня вхождение в чехословацкую эмиграцию, которой я обязан всем, чего мне удалось достичь на Западе, и тем, что я смог выжить в условиях эмиграции русской.

Напомню, кем был Иржи Пеликан. В 1948 году молодым коммунистом он участвовал в свержении «буржуазного» правительства и установлении власти коммунистов. Между прочим, из всех стран Восточной Европы только в Чехословакии это действо было поддержано весьма широкими слоями населения и прошло без вмешательства советских сил и без жертв. Велики были популярность коммунистов и уважение к Советскому Союзу. Это факт, признаваемый всеми серьезными западными историками.

Позже, в годы правления Новотного, Пеликан возглавлял Молодежный союз Чехословакии, а затем стал директором Государственного радио и телевидения, которые под его руководством блистательно разоблачали просоветский режим в республике и пропагандировали демократические реформы — «социализм с человеческим лицом». Взять хотя бы знаменитую передачу, когда в студию ТВ заманили бывших следователей ГБ и столкнули их лицом к лицу с выжившими жертвам их «правозащитной» деятельности. Это «ток-шоу» ретранслировалось по всей Европе! В Кремле Пеликана и его команду ненавидели особенно свирепо, и когда стала надвигаться угроза вторжения, Дубчек отправил Пеликана послом в Италию. «Тебе надо уехать, — сказал ему Дубчек. — В Москве на тебя очень сердиты!». Так Пеликан оказался в Италии и остался там после вторжения. Хорошо владея итальянским языком, он вступил в местную социалистическую партию, стал членом ее руководства и был избран от нее в Европейский парламент. Карьера, немыслимая для российского эмигранта. Но главным делом Пеликана в эмиграции было издание журнала «Листы» на чешском языке. Этот журнал был продолжением знаменитого еженедельника «Литерарны листы», сыгравшего, как и телевидение, огромную роль в 68-м году.

Сравнительно недавно Пеликан умер, от рака. Я до сих пор не могу к этому привыкнуть. Ирка, как звали его друзья-чехи, был очень веселым, даже озорным и в то же время очень деловым человеком. Был добрым без навязчивости и принципиальным без аффектации. Идеям демократического социализма он оставался верен до конца. Приход к власти в Чехословакии в 89-м году буржуазного правительства принял со спокойным мужеством, как и подобает настоящему демократу. Продолжал издавать «Листы», часто бывал в стране, но жить остался в Италии, в Риме. Большинство деятелей Пражской весны так же, как и Пеликан, сохранили верность своим идеалам и не вернулись в Чехию и Словакию на постоянное жительство.