«Развалины древнего итальянского города Остии-Антики на меня произвели впечатление даже большее, чем развалины Помпеи. Отчасти, может быть, потому, что попали мы в Остию неожиданно. Мы краем уха услышали, что недалеко от нашего городка Витинии находится Остия-Антика, где интересно погулять, и как-то солнечным зимним днем сели на поезд и приехали туда, совершенно не представляя, что нас ожидает. Вышли мы на станции, пошли по аллее, обсаженной живописными итальянскими соснами, пиниями (зелень наверху как шапка), дошли до ворот какого-то парка, купили билеты и пошли дальше, все еще ничего не подозревая. Надписи-то у ворот итальянские мы прочесть не смогли. И вдруг увидели за соснами, что дорога входит в раскопки древнего города: увидели выступающие из земли стены тесно лепящихся друг к другу миниатюрных домов, а под ногами — уже знакомые каменные плиты древних римских дорог, гладко отшлифованные веками. В зазорах и трещинах, расширенных временем, росла трава. Все чаще стали попадаться упавшие или все еще стоящие колонны, легкие, светлые, изумительные по своей пропорциональности. И наконец, мы увидели первые статуи, настоящие шедевры, стоявшие вот так вот просто под открытым небом — голубым, итальянским небом — среди молчаливых, спящих вечным сном стен древнего города, поросших травой и кустами. Вокруг не было ни души, стояла глубокая, мягкая тишина, и все было окутано в золотую паутину зимнего, но всегда теплого в Италии солнечного света.

И здесь, не в музейных залах, особенно осязаемой была красота и гармоничность этих античных скульптур. Здесь они были у себя дома, на своем месте, под своим небом. Буквально физическое наслаждение доставляло созерцание их теплой, почти живой мраморной плоти — хотелось прикоснуться к мрамору пальцами, и невольно вспоминался миф о Пигмалионе. Жутковато становилось при мысли, что все эти скульптуры сделаны несколько тысяч лет назад, когда люди в других местах еще ходили, наверное, в звериных шкурах.

Но, пожалуй, больше всего поразил амфитеатр в центре этого мертвого города. Мы увидели довольно высокие стены, этажа в два-три, с проходами под арками и с каменными лестницами по стенам. Я взбежал по одной из таких лестниц, и мне открылся сразу весь амфитеатр, нисходящие ряды мраморных скамей, и внизу перед подковой амфитеатра я увидел просторную площадку-сцену, обсаженную яркими вечнозелеными пиниями, с маленькой изящной мраморной колоннадой в центре и группой скульптур, стоявшей между соснами и колоннами. Сцена-площадка, зеленая, поросшая травой, была усыпана крупными круглыми сосновыми шишками, похожими на те, что у нас растут на кедрах. Солнце уже садилось, и его лучи золотили сосны, колонны, статуи. Дух захватывало. Какое тонкое чувство красоты должно было быть у создателей этого театра, какой утонченной культурой должны были обладать люди той невообразимо далекой эпохи! И какой полной жизнью жили они! И вот остались только камни, и только трава, сосны и ящерицы живут в их городе, когда-то полном голосов, страстей, мысли, творчества. Тут невольно начинаешь думать о смысле жизни и о не объяснимых никакими пыльными историческими книгами причинах исчезновения древних цивилизаций. Около средневековых или варварских развалин никогда не возникает такого щемящего недоумения. И как-то я понял, в чем тут дело. Варварские или средневековые руины воспринимаются как нечто промежуточное в развитии, как его низшие ступени, и вполне естественным кажется, что они пришли в упадок, заброшены. Так смотрим мы на пустую куколку, из которой вылупилась бабочка. В развалинах же античных городов мы видим кладбище совершенной, законченной цивилизации, к тому же очень близкой и понятной нам — театры, стадионы, библиотеки, храмы, водопровод, совершенное искусство и философия, которые и по сей день служат для нас непревзойденными образцами, и тут же — сексуальная мозаика на стенах и публичные дома, точнее, домики. И то, что мы находимся сейчас примерно в той же фазе, усиливает смятение. Но я не сторонник утверждения, что все возвращается на круги своя, хотя какое-то подобие, конечно, имеется в кругах развития человечества. Но имеются и различия. Наша цивилизация, например, охватывает уже весь мир и в отличие от античной владеет атомной бомбой. Существенное, прямо скажем, отличие. И оно обостряет стремление понять глубинную причину гибели цивилизаций. Нашествие варваров? Но варвары и нашествия были во все времена. Значит, причина глубже?

И мне думается, что ответ наглядно дает другой памятник древнего Рима — Колизей. Я попал в Колизей вскоре после посещения Остии-Антики. До тех пор я только проезжал или проходил мимо, и Колизей не вызывал у меня особых чувств и мыслей: я видел уже хорошо знакомые мне по открыткам и картинам стены с сотами арок. Но когда я вошел внутрь, я замер, пораженный грандиозностью этого сооружения. Дело в том, что, наверное, половина Колизея находится ниже уровня улиц современного Рима. Я увидел бесчисленные ряды, уходящие вверх к небу по круто изгибающимся стенам, многочисленные арки проходов, и от того что арена внизу была меньше, чем на наших стадионах, стены с рядами нависали выше и грознее. Но главное было в арене. Ее собственно уже нет, она провалилась, и обнажены подземелья под ареной, в которых содержались дикие звери для натравливания на людей. Все это величественное даже для нашего времени сооружение было сделано в основном для того, чтобы смотреть, как звери разрывают людей или как гладиаторы убивают друг друга! Колизей предстал передо мной как символ страшного разрыва между мощью технического гения человека и низменностью его нравов. Я увидел, как просвещенные римляне и изящные римлянки, затаив дыхание, со сладострастием в глазах смотрят, как лев перекусывает горло своей жертве или гладиатор добивает мечом своего поверженного товарища. И ради этого создавали свой шедевр древнеримские строители! Ну что ж, был заказ — сидели в своих НИИ, чертили, трудились, собирались на совещания, во время «перекуров» рассказывали анекдоты. Потом, наверное, был и банкет по случаю успешной сдачи объекта.

Не здесь ли, не в этом ли ужасающем разрыве между развитием технического знания и умения и нравственностью тех же людей и лежит коренная причина гибели античной и всех других цивилизаций? Безнравственные, не способные к сопереживанию люди не способны и к самоотверженности, к единению и к лишениям в борьбе с варварами. И, наверное, еще ослабляет глубинное сознание справедливости возмездия. И варваров после Колизея уже трудно осуждать за безжалостное уничтожение римской цивилизации, которая находила наслаждение в мученической смерти рабов. Мне вспомнились тогда слова Андрея Амальрика, которыми он заканчивает свою книгу «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?»:

«Если бы футурологи существовали в императорском Риме, где строились уже шестиэтажные здания и существовали детские вертушки, приводимые в движение паром, то в пятом веке они предсказали бы на ближайшее столетие строительство двадцатиэтажных зданий и промышленное применение паровых машин. Однако, как мы уже знаем, в шестом веке на Форуме паслись козы, как сейчас у меня под окном в деревне.

Конечно, те жестокие века не прошли совсем бесследно, и люди сейчас не наслаждаются на стадионах зрелищем убийств, но смотрят на подобное с удовольствием в кино, читают в комиксах — рекламами и афишами этого искусства обклеены все стены Рима — или проектируют в НИИ лагеря и психбольницы для мучительного уничтожения инакомыслящих людей, и ракеты с ядерными головками, которые пострашнее варварских полчищ»».

После 11 сентября 2001 года эти слова звучат, на мой взгляд, весьма актуально.

Шестнадцатого октября 1973 года, когда дочка уже повзрослела, прожив на этом свете четыре с половиной месяца, мы покинули Италию, чего нам очень не хотелось делать. Самолет, на котором мы летели в Америку, в Нью-Йорк, был самым большим из семейства «Боингов» — 747-й. Не самолет — настоящий корабль!

Но в середине пути торжественное наше настроение нарушил трагикомический эпизод. Стюард начал продавать блоки сигарет без налога — «такс фри». Выстроилась очередь. И вдруг вспыхнул скандал. Какой-то наш эмигрант по-русски кричал на стюарда, что он ему покажет, как прятать сигареты под прилавком, такую жизнь ему устроит, что он долго помнить будет, и так далее в том же совковом духе. Перепуганный стюард, итальянец, хлопал глазами, ничего, разумеется, не понимая. Прибежал еще один стюард и по-английски стал спрашивать людей в очереди, что случилось, в чем дело? Никто не мог с ним объясниться. Пришлось вмешаться жене. Оказалось, что сигареты кончились, и стюард-продавец сказал по-английски и по-итальянски, что сейчас принесут новый ящик, но наш «гомо советикус» ничего не понял и решил, что стюард припрятал для себя оставшиеся блоки под прилавком!