С утра на линии фронта было необычайно тихо. По земле еще стелился туман, а трава была влажной от росы. Зигфрид поприветствовал генералов, которые хорошо отдохнули и были готовы выполнять приказы своего предводителя.

— Где Нацрей? — спросил принц.

До этого дня его друг не пропустил ни одного совещания. Однако ответа на свой вопрос он не получил, ибо никто не знал, куда подевался араб.

Зигфриду так и не удалось поспать. Всю ночь он думал о Ксандрии и битве с войском ее отца. Он хотел найти решение, благодаря которому войну можно было закончить быстро и с минимальными потерями для народа и солдат. Вот почему ему нужен был Нацрей, его друг и лучший советник. В конце концов, именно он постоянно советовал ему использовать не только силу меча.

Ксантенское войско вело себя сегодня очень странно. Даже в стратегических местах не начинался бой.

— Похоже, уставшие солдаты Вульфгара проспали войну, — пошутил один из генералов, входя в большой шатер, предназначенный для военных советов.

— Мы можем этим воспользоваться, — пошутил Зигфрид в ответ. — Это напоминает нам о том, что ксантенцы прижаты к стене. Их становится все меньше, и они не в состоянии отражать наши атаки. Возможно, им удастся задержать падение, но отнюдь не предотвратить его.

— Надо извести голодом это отродье, — прорычал Гедерих, старый воин, участник многих сражений. Он наверняка принял бы сторону Зигфрида и без денег, потому что для этого франка война была как эликсир жизни. — Зачем нам вообще нападать? Если мы еще два-три месяца будем осаждать ксантенцев, они и меч поднять не смогут, когда наше войско войдет в город.

— Страдания народа не могут быть такими же, как страдания солдат, — сказал Зигфрид, вспоминая прошедшую ночь. — Ксантен повержен, но мы пришли сюда не для того, чтобы добить его.

Военачальники недовольно переглянулись.

— В чем же смысл войны, как не в унижении и порабощении противника?

Раздался стук копыт — верный знак того, что к лагерю приближался гонец.

Это был один из гонцов ксантенского двора. Он запыхался от быстрой езды. Двое верных солдат ввели его в шатер.

— Что произошло столь ранним утром? — осведомился Зигфрид.

Гонец немного отдышался и достал из-под накидки свернутый пергамент.

— Мой… мой господин… Вы приглашены ко двору.

Поднялся гул голосов. Предводителю войска ни в коем случае нельзя было ехать в замок врага, где он легко мог пасть жертвой, поскольку гарантировать его безопасность никто бы из генералов не взялся.

Зигфрид тоже был не в восторге от приглашения.

— Моя встреча с Вульфгаром прошла не очень удачно. Он знает мои условия. Что еще он может сказать такого, что потребовало бы моего личного присутствия? — Помедлив, принц наконец взял пергамент.

Только сейчас он заметил, что пергамент отличался от того, который Вульфгар прислал ему раньше: на нем не хватало королевской печати.

— Как так вышло, что вы приносите известие от короля, но на нем нет его печати?

Не успевший отдышаться гонец глубоко вздохнул и пояснил:

— Это приглашение от двора, а не от короля Вульфгара.

Теперь военачальники уже не перешептывались, а загалдели в полный голос. Неслыханно! Никто, кроме короля, не имел права вступать в непосредственный контакт с врагом. Это была измена, высшая государственная измена. Ни в одной стране мира для нее не было другого наказания, кроме смерти.

Зигфрид недовольно развернул пергамент, тщательно изучив приглашение двора.

— Но если приглашение законно, то тут все равно должна стоять печать Вульфгара.

Гонец растерялся, понимая, что он обязан отвечать на поставленные ему вопросы.

— Печать короля Вульфгара Ксантенского была сломана сегодня рано утром.

Повисла напряженная тишина.

Зигфрид с удивлением смотрел на гонца. Генералы стояли как громом пораженные.

Королевская печать могла быть сломана только в одном случае. В случае смерти короля.

— Оседлайте быстрого коня, — решительно произнес Зигфрид. — Найдите десять хороших охранников. И приведите Нацрея. Я хочу, чтобы он поехал со мной.

Ксандрия не могла думать о своей любви к Зигфриду. Еще никогда в жизни день не начинался с такого хаоса, со стольких голосов, которые она должна была слушать, и стольких ушей, ожидавших ее решений.

Король мертв.

Страна ведет войну.

И она должна сама все решать.

Принцесса приказала бросить подлого убийцу в тюрьму. Его смерть — дело решенное, и о ней даже не надо было объявлять. Во всяком случае она займется этим позже. Насущные проблемы не давали времени на траур. Кроме того, Ксандрия не знала, следует ли ей этот траур объявлять.