Ксандрия вышла вперед, и ей сразу стало легче на сердце, когда она увидела, что люди ликуют — сперва сдержанно, но потом с все большим воодушевлением. В воздух взвились чьи-то руки, сотни ртов стали выкрикивать ее имя. Некоторые горожане махали ей платками.

Хенк, стоявший сзади, передал Альбану корону, которую пришлось чуть-чуть подправить, чтобы она не сползала Ксандрии на нос. Альбан взял корону, и принцесса почтительно склонила голову. Когда золото коснулось ее лба, ликующие возгласы стали еще громче.

— С сегодняшнего дня вы уже не принцесса, а королева Ксандрия, — сказал Альбан, завершая торжественный ритуал.

Королева Ксандрия.

Так и было в пророчестве.

Сначала сирота.

Затем королева.

Ксандрия помахала собравшимся перед балконом людям, которые теперь были ее подданными, а потом увидела Зигфрида, въезжавшего на коне в ворота замка.

Она помахала рукой и ему тоже.

У Зигфрида в голове роилось множество вопросов, когда он направлялся к ксантенскому замку, сжимая в руке приглашение Ксандрии. Но когда он подъехал ко двору врага, на большинство из них уже нашелся ответ.

Увидев на балконе новую королеву Ксантена, принимавшую поздравления своих подданных, Зигфрид понял, что явился как раз вовремя. Ксандрия милостиво улыбалась, но улыбка не скрывала решительного выражения на ее лице.

Итак, Ксандрия стала королевой. А он, завоевав ее сердце, мог теперь покончить с кровопролитной войной. Брюнгильда не просто предрекала такой оборот дела. Она это обещала. Любовь, война, трон… все становилось на свои места, и вскоре страдания по ту и эту сторону границы прекратятся. Зигфрид мог не просто мечтать о свободе Исландии — он представлял ее столь же ясно, как видел остров на горизонте.

Ему пришлось ждать больше часа, пока новая королева произносила речь перед толпой, обещая верно служить своему народу, а не только править им. Тяжелые стены дрожали от восторга ксантенцев, и Зигфриду было радостно на сердце, оттого что в страну его предков вернулось счастье, в особенности после вчерашней лунной ночи, когда он стал свидетелем ужасного запустения ксантенских земель.

Вскоре Ксандрия подошла к нему и приказала всем советникам покинуть тронный зал. Зигфрид ответным жестом отослал своих охранников.

И вот они стояли друг перед другом, королева и принц — правительница Ксантена и его законный наследник.

Зигфрид опустился на колено.

— Моя королева.

То, как он произнес слово «королева» — уважительно и в то же время властно, — заставило Ксандрию задрожать, но она не поддалась порыву.

— Зигфрид, сын Зигфрида, наследный принц Исландии, — произнесла она.

Зигфриду это не понравилось. Ксандрия назвала его наследным принцем Исландии, но не Ксантена.

Он поднялся на ноги.

— Мне нужно поздравить вас. Уважение удерживает меня от того, чтобы выражать свою радость по поводу смерти Вульфгара, но я счастлив, потому что уверен: для Ксантена настали новые времена, ибо отныне страной будет править справедливая и прекрасная королева. Теперь будет мир.

Зигфрида неудержимо тянуло к Ксандрии. Он хотел заключить девушку в объятия, почувствовать биение ее сердца и поцеловать, чтобы убедиться в том, что эта королева так же близка ему, как и принцесса прошлой ночью. Но что-то удерживало его от этого.

Ксандрия не сводила с Зигфрида глаз, однако же в ее взгляде было нечто отстраненное, словно она увидела принца в другом свете.

— Ты не хочешь выражать свою радость по поводу смерти моего отца, но в то же время мое отсутствие в замке прошлой ночью очень поспособствовало твоим планам.

Зигфрид не понимал, о чем она говорит.

— А как наша вчерашняя ночь связана со смертью короля?

— Может, и никак. А может, и связана, — ответила Ксандрия. — Но я осмелюсь спросить, случайно ли ваш наемный убийца пришел именно тогда, когда вы пытались покорить мое сердце?

Ее тон звучал официально, и она снова говорила с ним как с незнакомцем. Радость внезапно покинула Зигфрида, как и все надежды на счастье.

— Мой наемный убийца? Королева, если вы хоть на мгновение поверили в то, что я настолько подл, чтобы…

— Не нужна вера там, — перебила его Ксандрия, — где есть доказательства.

У Зигфрида болезненно сжался желудок, а в голове возникла мысль, которая была слишком ужасна, чтобы ее можно было высказать вслух.

— Предъявите мне доказательство, и я его опровергну.