Один не сердился. И это был плохой знак.

С того момента как Зигфрид ступил на скалистую поверхность Балловы, усталость и голод отступили, превратившись лишь в тягостные воспоминания. Вместе с ними исчезло и ощущение времени, которое здесь, похоже, остановилось.

О таком учителе, как Виланд, можно было помечтать, однако этот исполин иногда переоценивал человеческие возможности. Когда принц ударил молотом Виланда по наковальне, у него едва не сломалось запястье, а от искр, разлетевшихся в разные стороны, на коже Зигфрида появилось множество ожогов. Горн, бывший на самом деле верхушкой вулкана, оказался слишком горячим, и при первой же попытке расплавить металл Зигфрид сжег все волосы на теле и голове. У него не осталось бровей, которые бы удерживали пот, стекавший со лба.

Поскольку тут не было сна и пищи, ради которых нужно было бы прерывать работу, Зигфрид и Виланд останавливались только в том случае, когда им хотелось немного отвлечься от монотонной работы.

— А как появился Нотунг? — однажды поинтересовался Зигфрид.

Виланд, не привыкший много говорить, почесал затылок.

— Один пообещал династии храбрецов награду. Но закон равновесия требует, чтобы любой свет оплачивался тенью.

— И ты получил заказ бога на этот меч?

Виланд улыбнулся. Он не часто улыбался, поэтому его улыбка была похожа на гримасу, вызванную чудовищной болью.

— Тогда я еще орудовал молотом в Идафельде неподалеку от Валгаллы. Морской отец Ваде гордился моей работой.

— А что произошло с Идафельдом?

Кузнец, вздохнув, пожал плечами, и на Зигфрида упала его тень.

— Любовь настигла мое глупое сердце, — сказал он. — Это была дева-лебедь. Но Один выбрал ее своей валькирией и после того, как я в неистовой ярости отказался ковать для него новое копье, изгнал меня сюда. Когда придет Рагнарёк, конец света, я умру вместе со старым миром.

Зигфрид заметил, как несправедливо и жестоко обходились друг с другом боги, как мало сердечности было в тех, кто создал сердца людей.

Они снова стояли то у горна, то у наковальни, и, когда Виланд раздувал меха, Зигфриду приходилось пригибаться, чтобы ветер не сбивал его с ног. Но принц учился быстро и старательно, и иногда Виланд хвалил его работу. Однако Зигфрид все равно был недоволен собой и раз за разом плавил металл, чтобы начать все заново.

Зигфрид трудился у наковальни, создавая меч за мечом. Он остужал лезвия и вновь ковал, пока металл не покорялся ему.

Но к Нотунгу он пока не прикасался. Он хотел стать настоящим мастером и только тогда перековать меч своего отца. У него не было времени, которым располагал Зигфрид-старший, всю свою молодость учившийся искусству кузнечного дела. Однако учителем принца был помощник богов, оказавшийся, несмотря на свою внешность, мудрым и терпеливым наставником. Вскоре Зигфрид знал, какие руды нужно добавлять к металлу, чтобы сделать его крепче и легче, до какого цвета следует накалить железо, чтобы его можно было начинать формировать, и какой ширины должно быть лезвие, чтобы не сломаться.

Через какое-то время Зигфриду удалось выковать мечи, достойные самих королей. Гладкие, блестящие, острые, они были настоящим сокровищем. Когда Зигфрид не ковал, он упражнялся в искусстве фехтования, чтобы получше овладеть мечом.

Однажды после долгой работы у наковальни Виланд положил свою огромную руку ему на плечо.

— Каким бы приятным для меня ни было твое общество, я должен сказать, что ты научился всему, чему мог научиться. Теперь пришло время для Нотунга.

Зигфрид вытер рукой лоб.

— Если ты рад моему присутствию, почему у тебя нет подмастерья?

— Когда-то у меня был ученик. Затем он отправился жить среди людей. Что с ним стало, я не знаю.

Впервые за все время принцу показалось, что Виланд неискренен с ним. Но это было его право, а Зигфрида теперь занимало другое — ему предстояли более важные дела.

Он должен был выковать свою судьбу!

Ксандрия, занятая делами королевства, не заметила, как прошла весна. Лето одарило ее нежным загаром, а когда осень позолотила листву, королева впервые позволила себе задуматься над вопросом Альбана: «А что, если Зигфрид вообще не вернется?».

Душой Ксандрии завладела неизбывная грусть, и никто из окружения королевы не мог развеять ее. Она разослала гонцов во все королевства, чтобы те искали ее возлюбленного, и пообещала за это достойную награду.

Королева отрядила в Исландию герольда, поручив ему сообщить тамошнему наместнику Эолинду о происшедшем и заключить договор о дружбе между двумя странами. Но что было толку в этом, ведь они напоминали нищих, делившихся друг с другом пустыми кошельками… Ситуация в соседних королевствах становилась все напряженнее. Там было вдосталь и мужчин, и оружия для войны, и вскоре Ксандрию известили о том, что на границах королевств франков и саксов собираются войска. Ксантен лежал между ними подобно острову в ожидании штормовой погоды. Королева понимала, что вскоре ксантенская земля станет ареной битвы для войск Тойдебальда, если, конечно, не случится чуда. А от арены, на которой происходят сражения, один шаг до того, чтобы превратиться в провинцию франков… Какая насмешка! Даже если Зигфрид вернется, он уже не найдет королевства, которое мог бы завоевать!