Галка хрюкнула и спрятала смеющееся лицо в ладони.

– Потише, пожалуйста! – сердито багровея, пробасил усатый дядя-морж.

– Сам потише! – отмахнулся Марик.

Чувствовалось, что он парнишка заводной.

– Давайте смотреть, – примирительно попросила я.

– Нет, ну, правда же, он противный? – не унимался наш голубой Чингачгук, критикуя Арлекина. – Толстый, небритый и одет, как пугало! Что это за сочетание цветов, фу, какая безвкусица!

Усатый дядя фыркнул, как самый настоящий морж.

– Марик, или ты сей же миг заткнешься, или в следующую минуту тебя побьют! – прерывающимся от смеха голосом сказала Галина.

– Умолкаю, умолкаю!

Он действительно затих – не иначе обиделся.

– Мало тут было клоунов? Ты еще одного привела! – шепотом попеняла я соседке.

– А что? С ним весело!

Я огляделась. Вокруг действительно были сплошь радостно улыбающиеся лица.

– Что-то я неважно себя чувствую, – сказала я рыжей. – Пойду, пожалуй, а вы развлекайтесь!

– Ладно, увидимся дома, – кивнула Галина, не отрывая взгляда от сцены.

Я подхватила с пола свою сумку и встала.

– Уже уходим? – высунулся из-за соседки по-индейски чуткий голубой Чингачгук.

– Только я. А вы остаетесь!

Наступая на ноги сидящим и ежесекундно извиняясь, я пробилась к краю ряда, спустилась с трибуны, прошла к выходу из зала и там остановилась.

– Вот это грамотно! – похвалил меня внутренний голос.

Лучше, чем от дверей, зрителей на трибуне было видно только со спортивно-сценической площадки. Присоединяться к Биму и Бому у меня не было никакого желания, да и не взяли бы меня клоуны в свою буйную компанию. Поэтому я осталась у входа, неторопливо и тщательно сканируя взглядом заполненную трибуну по направлению от ближнего ее края к дальнему.

Примечательные мужчины в зале присутствовали!

Время от времени мой взгляд цеплялся за интересное лицо, и тогда я удваивала внимание, пытаясь понять, есть ли у этого мужчина спутница или же он одинок. А если одинок, то доволен ли своей свободой или же ищет пару. Это всегда видно по глазам, по лицу, по манере держаться: у мужчины, который находится в поиске, острый взгляд, нарочито невозмутимая физиономия и замедленные и одновременно точно выверенные движения. Как у охотника при виде еще не почуявшей его добычи.

Человек пять показались мне заслуживающими того, чтобы сойтись с ними поближе. Все-таки сексуальные флюиды – не радиоволны, а женское чутье – не радар, и на большом расстоянии малоэффективно! Я решила, что задержусь на входе до конца представления, чтобы эти пятеро после шоу прошли мимо меня. Людей в зале много, в дверях образуется затор, и у меня будет время рассмотреть подозреваемых. Возможно, я даже смогу к ним прикоснуться, и это будет лучшей проверкой, чем бесконтактный осмотр.

Мощное физическое влечение – вроде электричества: тоже случаются скачки напряжения, образуется ток и происходят разряды. Не уверена, что сравнение точное, так как слишком мало знаю об электричестве (на школьных уроках физики я читала под партой Мопассана и Стендаля). Зато мне хорошо известно, что такое влечение, так что можно надеяться – я что-нибудь такое почувствую.

Только бы публика не повалила в другую дверь – в противоположном конце зала!

Обеспокоенная, я посмотрела туда и увидела… настоящего Алого Ангела!

Он стоял в потоке света – темный силуэт, окруженный багряно-золотым ореолом. Я отчетливо видела сияющую ауру – она очерчивала мужскую фигуру тонкой красной линией!

Не веря себе, я смотрела на мифическое создание до тех пор, пока глаза не заслезились и черный силуэт в алом контуре не расплылся кляксой. Тогда я моргнула, и наваждение исчезло.

Алый Ангел обернулся самым обычным человеком в красном целлофановом плаще. Фантастическим его вполне прозаический вид делал закатный свет, затопивший проем открытой двери. Она закрылась, и чудо закончилось.

– Финита ля комедия, – разочарованно пробормотал мой внутренний голос.

Но как раз комедия еще продолжалась.

Белый и Рыжий клоуны дошли до классического эпизода одномоментной порчи чистого костюма и красивого торта путем принудительной стыковки низа первого с верхом второго.

– Ах! – дружно выдохнула публика.

Аппетитного кондитерского изделия мне было так жалко, что я едва не закричала, как Марик: «Фашисты! Тортофобы!» И, чтобы не испытывать на прочность свою нервную систему и голосовые связки, отодвинулась подальше, закрыв себе вид на сцену дверной створкой.

После этого о происходящем на площадке могла только догадываться по разнообразным немелодичным звукам, производимым клоунами, и массовым приступам смеха у зрителей. Гомерический хохот благодарной публики усиливало эхо. В спортзале оказалась прекрасная акустика.