– Традиционно – в количестве десяти, – подсказал Алекс.

– В христианстве – да, – кивнула я. – Ну, ладно, давай мы ими и ограничимся…

– Всегда приятно ограничить количество суровых правил! – поддакнул Алекс.

Он забавлялся, а я говорила серьезно.

– Библейские заповеди – это фактически законы, а они, как показывает практика юриспруденции, время от времени должны дополняться поправками, уточняться и пересматриваться. Потому что, например, грех чревоугодия в обществе, не испытывающем дефицита продуктов питания, совсем не так страшен, как в голодные времена. И плодотворные внебрачные связи в период демографического кризиса уже не столько минус, сколько плюс…

– А как насчет «Не убий»? – Алекс тоже сделался серьезен.

– К числу законов военного времени заведомо не относится, – напомнила я. – И еще Заратустра интересные поправочки дал: ты знаешь, что в его заповедях «Не убивай собаку» стоит тремя или четырьмя строками выше, чем «Не убивай хорошего человека»? А запрета на убийство человека плохого нету вовсе!

– Что же, если верить Заратустре, даже хороший человек хуже любой собаки? – Алекс удивился.

– Наверное, собак в то время было меньше, – объяснила я. – И они имели огромную ценность для пастухов, потому что стерегли отары и обеспечивали, так сказать, продовольственную безопасность племени. Именно поэтому я считаю, что правильное поведение, которого ждут от нас высшие силы, заключается вовсе не в том, чтобы следовать общепринятым правилам.

– Если из этого следует, что правильное поведение заключается в нарушении общепринятых правил поведения, то лично я готов принять твою философию всей душой! – заверил меня Алекс и поднял свой бокал. – Предлагаю выпить за нас – за нарушителей!

– Ладно, выпьем, но ты меня не дослушал, – я тоже отсалютовала ему бокалом, хлебнула вина и продолжила, потому что не могла остановиться, не закончив мысль: – Объясняю, что, в моем понимании, значит «жить правильно».

– Объясняй, – Алекс подпер щеку ладонью и приготовился внимательно слушать.

И я объяснила.

Шекспир сказал: «Весь мир – театр, и люди в нем актеры». Я согласна! Жизнь каждого из нас – часть общего сюжета. Не мы его придумали, не мы роздали роли, не мы определяем соответствие хода действия сценарному плану. Не мы сорвем аплодисменты, если спектакль пройдет с блеском, и не в нашей власти его отменить. Зато мы вполне можем его испортить!

Я представляю себе некий Высший Разум (читай – Творца) в образе писателя, который вдохновенно создает сложнейший сюжет, плетет его из множества ниточек, блестящих, как шелк, и таких же непрочных. Ниточку тянет ничтожное существо, знать не знающее о великом замысле в целом и о своей частной роли в истории – шелкопряд в образе человеческом. А точность общего узора зависит от каждого отдельного узелка.

Поскольку сценарий собран на живую ниточку, в узловые моменты у человека есть выбор – поступить так или иначе. Чтобы он не сбился с нужного пути, ему дают какие-то знаки. Если человек достаточно чуток к подсказкам невидимого суфлера, он ведет свою партию, как надо. Не разрушает сюжет. ЖИВЕТ ПРАВИЛЬНО! Тогда и Автор доволен, и актеру хорошо.

– Очень интересная версия, – похвалил Алекс. – Не слишком лестная для Хомо Сапиенс, но вполне стройная. И что мне в ней особенно нравится…

Он замолчал, скосил глаза и изобразил, что напряженно прислушивается.

– Что я сейчас определенно чувствую: моя ниточка здорово запуталась, но теперь я вижу, куда ее тянуть!

– Скоморох, – поморщилась я.

– Мир – балаган, и люди – скоморохи! – мой собеседник остроумно перефразировал Шекспира.

– Кстати! – я вспомнила, какие у меня были планы. – Мы идем смотреть комедию масок?

– Комедию дель-арте? – Алекс продемонстрировал эрудицию. – Конечно, идем! Это же будет живая иллюстрация к твоей оригинальной теории: ведь в классической итальянской комедии масок сюжет спектакля только намечен, и актеры вдохновенно несут отсебятину более или менее в русле сценария!

– Тогда нам пора, – я посмотрела на часы и встала. – Представление в Летнем театре назначено на шестнадцать часов.

Мы покинули ресторан, но остались на набережной, неторопливо пошли вдоль парапета в сторону Курортного парка.

Я ощущала душевный подъем, все мои чувства обострились, и самые будничные картинки казались удивительно яркими и значительными.

Вот навстречу нам прошла семейная пара: мужчина держал на поводке одну таксу, а женщина – вторую. Все четверо выглядели счастливо и смотрелись на редкость гармоничной компанией.

У дверей одного из отелей светилось красным электронное табло с информацией об уровне загрязнения воздуха наиболее распространенными вредными примесями. Это был тот редкий случай, когда однообразие радовало: во всех строках краснел ноль, отделенный запятой от целой вереницы нолей. Воздух был идеально чист, и я с особым удовольствием вдохнула его полной грудью.

В витрине магазина дизайнерских интерьерных штучек красовалась роскошная лампа: круглая, стеклянная, вроде большого аквариума, но не прозрачная, а расписанная самыми яркими красками в африканском стиле. Зеленые черепашки на красном фоне, оранжевые птички – на синем, черные змейки – на желтом пестрели, рябили и мельтешили – я только один раз взглянула и сразу же впала в транс! Из груди, наполненной свежайшим шварцвальдским воздухом, вырвалось слово-стон: