— Спасибо. Иди, братец, смотри во все глаза и сообщай обо всем, да не сам, передавай вахтенным голосом, ну если ветер, тогда…

И действительно, ветер унес окончание фразы, завыл в снастях, чуть присмиревшие было волны загрохотали с новой силой. Командир показал глазами на мачты и крикнул на ухо побледневшему Бобрину:

— Будем ставить фор-, грот- и крюй-брамсели, отдайте рифы. Сейчас наше спасение только в скорости!

— Спасение?

— Да, если это немец! Не теряйте время!

Клипер стремительно бросало с борта на борт, мачты гнулись, и казалось, не выдержат и рухнут за борт. И тут боцманы и унтер-офицеры подхватили команду: ставить верхние паруса. В другое время такой приказ показался бы безумным, по сейчас матросы уже знали, что другого выхода нет, и с отчаянной удалью бросились к вантам.

«Орион» пошел быстрее, но стал больше брать воды на палубу. Иногда он ложился так, что концы нижних рей касались набегавших гребней волн. За кормой поднялась и бежала следом гигантская белогривая волна, при взгляде на нее в сердце закрадывался жуткий холод, казалось, она вот-вот настигнет клипер. «Орион» содрогался от непомерного напряжения, убегал от нее. И снова командир проникся нежностью к своему кораблю.

Дым уже отчетливо чернел под серыми тучами. Командир н: шрнил курс. Клипер стал уходить на северо-восток. В скором времени и преследователь лег на этот же курс.

На мостик давно поднялся старший офицер. Он ничем не выражал своих чувств, не давал советов командиру: тот делал все, что можно было сделать. Старший помощник, Стива Бобрин, лейтенант Фелимор стояли, держась за поручни мостика, и смотрели за корму. Командир, с тех пор как были поставлены верхние паруса, ни разу не обернулся, вес его внимание захватили паруса. «Орион» летел в пене и брызгах, круто лежа на правом борту. Качало его сейчас меньше.

На мостике появился радист. Все вопросительно поглядели на него.

— За нами гонится «Хервег». Требует, чтобы мы легли в дрейф.

— Вы не ответили? — спросил командир.

— Нет.

— И не отвечайте. Мы уравняли скорости и даже, кажется, идем быстрей. Сколько на лаге?

— Семнадцать! — ответил Стива Бобрин.

— Для них, видимо, держать такую скорость труднее. Крейсер порядком потрепан, да и угля маловато. Идите, Герман Иванович. Опять вы с непокрытой головой.

Томительно тянулись минуты. Казалось, никогда не кончится этот серый, наполненный воем и грохотом день. Старший офицер вытащил часы.

— Еще час сорок минут… — прошептали его губы. И все поняли, что только через час сорок минут стемнеет.

Опять пришел Герман Иванович, так же без головного убора, и доложил:

— «Хервег» передает, что, если мы не ляжем в дрейф в течение десяти минут, он откроет огонь.

— Десять минут в нашем положении — не малый срок. Молчите по-прежнему. Пусть думает, что у нас испортился радиотелеграф, и это, возможно, даст нам еще несколько минут. Позовите артиллерийского офицера! — приказал он Бобрину.

Когда Новиков пришел и, козырнув, остановился, широко расставив ноги, чтобы не упасть на покатом и качающемся мостике, командир приказал:

— Орудия к бою! На выстрелы крейсера отвечайте огнем!

— Есть, отвечать огнем! — И добавил: — Понимаю!

— Выполняйте! Спасибо, что поняли. — Воин Андреевич повернул ручку машинного телеграфа: «Готовить машину».

Старший офицер одобрительно кивнул.

На западе тучи раздвинулись, алое закатное небо бросило багряные блики на кипящий океан. Дым из труб пиратского корабля взмыл столбом и понесся черным облаком.

Приближался шквал. Командир не отдал обычных распоряжений об уборке парусов, только приказал спуститься наблюдателю с бизани. Все на палубе замерли в ожидании встречи с вихрем. Как поведет себя «Орион»? Что станет с парусами? Дождевая степа и ветер ураганной силы положили «Орион» на борт, и казалось, что ему больше не стать на ровный киль. Матросы, согнувшись, сидели под наветренным бортом, с трудом удерживаясь, чтобы не скатиться по наклонной палубе. Не всем это удалось, и несколько матросов заскользили к противоположному борту, тщетно цепляясь за мокрый настил.

Клипер выдержал натиск. Шквал пролетел, сорвав и порвав в клочья почти все паруса с грот-мачты. По какому-то непонятному капризу бури паруса на фок- и бизань-мачте остались целыми. «Орион» значительно сбавил скорость. Да и ветер стал стихать. Зуйков опять полез на салинг бизани и, еще не добравшись до места, закричал:

— Всего, холеру, видать! Кладет его, как железное корыто! Стреляет из носовой! По нас бьет, сволочь!

Донесся глухой пушечный выстрел. Разрыв снаряда увидал только марсовый и передал, что упал кабельтовых в двух впереди и сильно влево.