На каменистом островке посреди озера, широкого, глубокого и холоднющего, жил старый Голлум, маленький и скользкий, как рыба. Не знаю, кто он такой и откуда взялся. Просто Голлум – черный, как ночь, и только на его изможденном лице светились большие глаза навыкате. У него была лодка, в которой он плавал по озеру, загребая вместо весел лапами. Он прекрасно видел в темноте и потому ловил рыбу не на удочку, а руками – ловко выхватывал ее из воды своими длинными пальцами. Мясом он тоже не брезговал и охотно поедал гоблинов, которые иногда забредали к озеру (а на озеро это они наткнулись случайно, копая очередной ход); но далеко от воды Голлум не отходил, чтобы не попасться. Гоблины же словно чуяли, что озеро таит в себе угрозу, и старались туда не ходить – если, конечно, не пошлет кого Верховный Гоблин, которому вдруг приспичит поесть свежей рыбки. Но обычно его ожидало разочарование – ни тебе рыбы, ни даже нерадивого добытчика, на котором можно было бы сорвать гнев.

Голлум уже давно заметил Бильбо, углядел его своими глазами-плошками и долго гадал, что это за коротышка. Вроде не гном, да и на гоблина совсем не похож. В конце концов он забрался в лодку и направил ее к берегу.

Бильбо между тем сел и задумался. Вдруг из темноты донесся шепот:

– Как нам повезло, моя прелесссть! Вот и обед, вкуссный обед, голлум! – На последнем слове в горле у Голлума ужасно забулькало и заклокотало. Вот откуда взялось его прозвище; а сам себя он всегда именовал «моя прелесть».

Услыхав этот шепот и увидев во мраке огромные светящиеся глаза, хоббит едва не лишился чувств.

– Ты кто? – пропищал он, выставляя перед собой кинжал.

– Пусссть он сначала скажет, кто он такой, моя прелесссть, – прошипел Голлум. У него была такая манера – разговаривая, обращаться только к себе, словно никого другого и вовсе не существовало. Бильбо повезло, что Голлум был не слишком голоден: как следует проголодавшись, тот сперва душил свою жертву, а уж потом начинал задавать вопросы.

– Бильбо Торбинс, к вашим услугам. Я потерял гномов и мага, сбился с дороги, заблудился, не знаю, куда попал, да и знать не желаю – мне бы только выбраться отсюда!..

– А что это у него в руке, моя прелесссть? – полюбопытствовал Голлум, неодобрительно поглядывая на меч.

– Клинок из Гондолина, – ответил хоббит.

– Шшш… – Голлум сделался ужасно вежливым. – Может, поболтаем с ним, моя прелесссть? Может, он любит загадки и сыграет с нами?

Дружелюбие Голлума было притворным – он всего лишь тянул время, надеясь вызнать, давно ли Бильбо отбился от своих спутников и умеет ли драться мечом. А игра в загадки была единственным развлечением Голлума – он играл в нее еще со своими друзьями, в те времена, когда были у него друзья, когда он еще не боялся света и жил не под землей.

– Конечно, сыграет. – Бильбо тоже решил не торопить события. Кто ее знает, эту тварь: откажешься, а она обидится и накинется… – Вы первый, – прибавил он, ибо с ходу на ум загадки не шли.

Голлум прошипел:

– Ну, это легко, – сказал Бильбо. – Гора, конечно.

– Он говорит «легко», моя прелесссть? – злобно прошипел Голлум. – Ладно, ладно. Мы с ним договоримся. Если прелесссть спросит, а он не ответит, мы его съедим, моя прелесссть. А если он спросит и мы не ответим, тогда… Чего он хочет, моя прелесссть? Тогда мы покажем ему выход.

– Идет, – согласился хоббит. Трудные загадки никак не вспоминались, а простые тут не годились – иначе не успеешь опомниться, как сожрут.

Вот что он загадал, ничего другого в голову не пришло. Загадка была старой, и Голлум без труда нашел ответ.

– Сстарье, сстарье! – прошипел он. – Это зубы, моя прелесссть, но у нас их только шесссть. – И загадал свою загадку:

– Сейчас, сейчас, – пробормотал Бильбо. Что-то подобное он когда-то уже слышал… – А, ветер! – Хоббит так обрадовался, что сразу вспомнил загадку потруднее. «Вот тебе, чудище подземное», – подумал он.

– Шшш… – Голлум слишком долго прожил под землей, чтобы с ходу найти ответ. Но Бильбо рано возликовал. В Голлуме пробудилась память о тех днях, немыслимо, безмерно давних днях, когда он жил со своей бабушкой в норе на берегу реки. – Шшш, моя прелесссть. Это сссолнце, гадкое сссолнце и цветы.

Воспоминания его разозлили. И неудивительно – кому приятно вспоминать о том, как хорошо жилось раньше, о днях менее одиноких, менее темных и промозглых? Вдобавок Голлум почувствовал, что уже проголодался. И он решил загадать загадку позаковыристее.