В тот день почти вся тетушкина челядь куда-то разбрелась. При нас было всего трое или четверо слуг, и в их присутствии госпожа Дюрсан-младшая, по моему совету, сдерживала свою печаль; ведь они могли догадаться лишь о том, что молодой человек — сын больного, но это не выдавало им нашей тайны, и мне вдруг пришла в голову новая мысль.

Состояние господина Дюрсана было безнадежно; он с трудом выговаривал слова. Необходимо было причастить его и соборовать, не теряя времени,— он сам об этом просил. Но как призвать в дом священника без ведома тетушки? К тому же я боялась, что он умрет, так и не простившись со своей матерью; взяв все это в соображение, я решила прежде всего уведомить тетушку о том, что в ее доме приютили умирающего больного.

— Брюнон,— сказала я госпоже Дюрсан,— вы останетесь подле больного. Вы все (это относилось к слугам) можете быть свободны; а вы, сударь (так я обратилась к молодому Дюрсану), будьте добры последовать за мною. Мы идем к моей тетушке.

Он пошел за мной со слезами на глазах, а я по дороге предупредила его, о чем будет разговор. Когда мы вошли, госпожа Дорфренвиль откланивалась.

Обе дамы немного удивились, увидев что я вхожу к ним с молодым человеком.

— Отец этого господина,— сказала я тетушке,— болен; он сейчас в одной из комнат нижнего этажа, я велела уложить его в постель; он хотел благодарить вас за предложенную вами помощь в его деле и для этого пришел сюда со своим сыном. Но серьезная болезнь, которой он страдает уже несколько месяцев, и далекая прогулка истомили его силы настолько, что мы давеча испугались, как бы он не скончался прямо во дворе вашего замка. Я гуляла в саду, когда мне об этом доложили. Я велела открыть нижние комнаты и уложить больного. С ним осталась Брюнон, она дежурит у постели. По-моему, больной так слаб, что навряд ли переживет эту ночь.

— О, боже,— тотчас же воскликнула госпожа Дорфренвиль, обращаясь к Дюрсану-младшему,— неужели вашему батюшке так худо? (Она поняла, что, по моему примеру, не следует называть больного по имени.) Ах, дорогая, как это ужасно!

— Вы знаете этого господина?—спросила госпожа Дюрсан.

— Конечно, знаю и его, и всю его семью: он по материнской линии в родстве с лучшими семьями нашей округи. Он прибыл ко мне несколько дней тому назад, с ним жена и сын; сейчас я вам объясню, кто они; я предложила им поселиться у меня и стараюсь помочь им довести до конца это несчастное дело, из-за которого они приехали. Скажу вам правду, молодой человек, лицо вашего батюшки в первую минуту даже испугало меня. У него водянка, сударыня; к тому же он в горе; прошу вас, сударыня, будьте к нему сострадательны, он нуждается в вашем милосердии; с вашей стороны оно было бы как нельзя более уместно и законно. А теперь я, с вашего позволения, покину вас; надо же посмотреть, что с ним.

— И отлично,— ответила моя тетушка,— пойдемте к нему вместе, сударыня. Племянница, дай мне руку.

Но мне казалось, что еще не пришло время для их свидания; судьба могла доставить нам более подходящий случай, еще более трогательную минуту. Словом, я считала, что не следует торопиться, когда имеешь дело с такой здравомыслящей и твердой в своих решениях женщиной, как моя тетушка; излишняя поспешность могла навести ее на подозрение, что все это подстроено; в нашей затее она увидела бы одну лишь интригу, а болезнь сына показалась бы ей недостойной комедией, чтобы разжалобить ее. Если же отложить свидание на сутки или хотя бы на несколько часов, то все может измениться, и никакие подозрения у нее не возникнут.

Я послала за врачом и священником, так как не сомневалась, что господина Дюрсана не откажутся причастить. По моему замыслу, мать и сын должны были вновь обрести друг друга во время этой торжественной и леденящей душу церемонии. Словом, для большей уверенности лучше было подождать. Поэтому я остановила тетушку.

— Нет,— сказала я,— теперь вам нет надобности спускаться; я позабочусь о том, чтобы для друга госпожи Дорфренвиль было сделано все возможное; ведь вам трудно двигаться, подождите немного, тетушка, я узнаю и расскажу вам о его состоянии. Если врач найдет, что больного надо исповедовать и причастить, тогда вы к нему сойдете.

Госпожа Дорфренвиль, которая во всем поддерживала меня, согласилась со мной. Дюрсан-сын присоединился к нам и тоже просил ее подождать. Таким образом, она отпустила нас, сказав несколько слов утешения молодому человеку; тот поцеловал ей руку почтительно и нежно, что ее, видимо, растрогало.

Мы застали нашу мнимую Брюнон всю в слезах; я не ошиблась в своих предчувствиях: больной с таким трудом дышал, что все лицо его было в поту. Врач, явившийся вместе со священником, сказал, что ему осталось жить несколько часов.

Мы вышли в другую комнату и вернулись обратно после исповеди. Священник, который принес все, что надобно для соборования, во исполнение воли умирающего, попросил госпожу Дюрсан прийти навестить его раньше, чем он причастится святых тайн.

— А сказал он вам свое имя? — спросила я.— Он не просил вас сообщить тетушке его имя, прежде чем она его увидит?

— Нет, мадемуазель,— ответил кюре,— мне поручено только умолять ее спуститься.

Тут я услышала слабый голос больного; он звал меня; мы подошли.

— Дорогая моя кузина,— несколько раз повторил он,— пойдите, пожалуйста, наверх вместе со священником и с госпожой Дорфренвиль. Заклинаю вас, поддержите просьбу, с коей он обратится от моего имени к вашей тетушке.

— Хорошо, дорогой кузен,— сказала я,— мы непременно так и сделаем; пусть и жена ваша, которая завоевала расположение тетушки, пойдет с нами, а сын останется подле вас.

Мне действительно пришло на ум, что жене надо обязательно сопровождать нас.

Тетушка, как я предвидела, будет очень удивлена, когда мы придем к ней все вместе. Я помнила, что, поговорив в первый раз с молодым человеком, она была поражена его голосом, столь похожим на голос ее сына, а его кольцо напомнило ей колечко, когда-то подаренное ею Дюрсану.