И кто знает, думала я, не вспомнит ли она эти две подробности, и не придет ли сама к мысли, что больной, который так умоляет ее прийти, и есть ее сын?

В таком случае, не откажется ли она от свидания с ним? С другой стороны, если даже и так, она не сможет думать о несчастном без жалости и сострадания, и тогда милая ее сердцу Брюнон, бросившись в слезах перед ней на колени, окончательно сломит твердость этого неуступчивого сердца.

Мои опасения не оправдались, тетушка ни о чем подобном и не подумала, но все же присутствие Брюнон принесло некоторую пользу.

Когда мы вошли, госпожа Дюрсан читала книгу. Она была хорошо знакома со священником, коего мы привели, и часто давала ему деньги на бедных.

— Ах, это вы, сударь,— сказала она.— У вас ко мне какая-нибудь новая просьба? Или вас вызвали к больному что лежит в нижнем этаже?

— Я пришел к вам, сударыня, по его просьбе,— ответил он, бросив на нее значительный взгляд,— он желал бы видеть вас перед смертью, поблагодарить за гостеприимство, а также сообщить о некоем деле, для вас небезынтересном.

— Небезынтересном для меня? — переспросила она.— Что он может знать о моих делах?

— Он говорит, что у вас есть сын, с которым он долго жил бок о бок; вот об этом сыне он и хочет с вами говорить.

— О моем сыне! — воскликнула она.— Ах, сударь, лучше пусть мне о нем не напоминают; скажите этому господину, что я очень сочувствую ему, и если господь призовет его к себе, я обещаю его жене и сыну всякую помощь, какую смогу оказать им. Супруги его я еще не видела, и если она не знает, в каком состоянии ее муж, скажите только, где ее найти: я пошлю за ней карету; но если больной хочет благодарить меня, то самое лучшее — избавить меня от всяких сведений о несчастном, называющем меня матерью, а если мне уже так обязательно это знать, пусть передаст через вас, сударь.

Мы решили, что нам рано вмешиваться, и предоставили священнику отвечать.

— Может быть, это тайна, предназначенная только для вас, сударыня, и вы сами будете недовольны, если она станет достоянием посторонних,— сказал священник.— Примите во внимание, сударыня, что человек, пославший меня за вами, при смерти, что хочет он говорить только с вами — и это отнюдь не прихоть,— и было бы жестоко отказаться выслушать его.

— Нет, сударь,— ответила она,— если он обещал моему сыну говорить со мной, меня это ни к чему не обязывает. Я сохраняю за собой право отказать в его просьбе В чем бы ни заключалась тайна, о которой вы говорите, сударь, я согласна доверить ее вам. Я готова поделиться с вами этой тайной. Пусть это неосторожно я никого не буду винить, кроме самой себя.

— Ах, тетушка,— вмешалась я,— постарайтесь победить свое отвращение! Незнакомец предвидел ваш отказ и умолял госпожу Дорфренвиль и меня присоединиться к просьбе господина кюре.

— Да, сударыня,— подхватила госпожа Дорфренвиль,— я тоже обещала ему привести вас; он уверял, что вы никогда не простите себе если не согласитесь прийти к нему.

— Боже, в какие тиски я попала! — воскликнула госпожа Дюрсан.— Целых пятнадцать минут я выдерживаю ваши атаки. Что же такое он хочет сообщить мне? А вы, Брюнон,— заметила она, бросив взгляд на свою невестку, по лицу которой текли слезы,— вы-то о чем плачете?

— Она узнала больного,— ответила я за нее,— и ей тяжело смотреть, как он умирает.

— Как, и ты его знаешь? — изумилась тетушка

— Да, сударыня,— сказала Брюнон,— у него есть родные, к которым я всю жизнь буду питать самые нежные и почтительные чувства; я назвала бы их, если бы этот человек сам не пожелал остаться неизвестным.

— Я вовсе не стремлюсь узнать то, что он хочет скрыть,— заметила моя тетушка,— но раз ты знаешь его и говоришь, что он долго жил бок о бок с Дюрсаном, может быть, тебе привелось видеть их вместе?

— Да, сударыня, так оно и есть,— сказала она,— я знала не только господина Дюрсана, но и его сына, когда он был еще совсем малюткой.

— Его сына! — воскликнула та и стиснула руки.— Так у него есть дети?

— Кажется, только один сын,— ответила Брюнон.

— Боже, и зачем он только родился? — воскликнула тетушка.— Как он будет жить? И что из него получится? Господи, и для чего мне все это знать? Брюнон, ты растерзала мне сердце; но продолжай, продолжай, не скрывай ничего; может быть, ты знаешь больше, чем говоришь! Где теперь его отец? Как он жил, когда ты встречалась с ним? Что он делал?

— Он был несчастен, сударыня,— отвечала Брюнон, печально опустив голову.

— Несчастен, говоришь ты? Он сам того хотел. Но продолжай, Брюнон. Он вдовец?

— Нет, сударыня,— ответила она со смущением,— я видела их всех троих; ваш гнев смягчился бы, если бы вы тоже их видели.

— Ну довольно, не говори мне больше ничего,— сказала тетушка, вздохнув.— Какая участь, боже мой! Какая женитьба! Так она была с ним, эта женщина, которая завладела моим несчастным сыном и опозорила его!