Прошло три дня с аудиенции у епископа Вильгельма, когда в Братском переулке появился аммейстер. Теперь Михель Мансфельд был очень любезен, не как тогда, когда Афра была у него на приеме.

— Как хорошо, что вы обратили мое внимание на мастера Ульриха, — начал он. — Возникли непредвиденные обстоятельства. Вчера мастер Верингер Ботт упал с лесов. Очень прискорбный случай.

Ульрих почувствовал, что его словно ударило молнией. У него перед глазами стояла лукавая ухмылка епископа.

— Он умер? — запнувшись, спросил архитектор.

— Почти, — сухо ответил аммейстер. — По крайней мере начиная от шеи. Он не может пошевелить ни рукой, ни ногой. У вас опасная профессия, мастер Ульрих.

— Я знаю, — оторопело пробормотал Ульрих и вопросительно взглянул на Афру.

— Вы наверняка догадываетесь, почему я вас разыскивал, мастер Ульрих.

Архитектор неуверенно взглянул на Мансфельда.

— Не имею ни малейшего понятия, куда вы клоните, — солгал Ульрих. Он солгал потому, что трудно было разгадать намерения аммейстера.

— Тогда я не стану вас более томить. Послушайте: по согласованию с городским советом я хочу поручить вам построить башни на нашем кафедральном соборе.

Еще немного, и Ульрих фон Энзинген расхохотался бы. Дважды одно и то же поручение. Он попытался остаться серьезным, но не знал, как вести себя.

Наконец аммейстер пришел ему на выручку.

— Вы можете подумать до завтра. К вечеру мне необходимо знать ваше решение. Тогда мы поговорим с вами обо всем остальном. С Богом!

Он ушел так же неожиданно, как и появился.

— Мне кажется, я должна тебе кое-что объяснить, — нерешительно начала Афра.

— Мне тоже так кажется. Откуда ты его знаешь?

Афра сглотнула.

— Я ходила к нему просить, чтобы строительство башен собора поручили тебе. Ведь тебя пригласил епископ.

— Ты так и сказала?

— Да.

— Мне кажется, это была не очень хорошая идея. Ты ведь знаешь, что аммейстер с епископом как кошка с собакой, терпеть друг друга не могут.

Афра пожала плечами.

— Ну, я же хотела как лучше.

— Охотно верю. А еще я очень хорошо представляю себе, как он отреагировал.

— Да, предсказать это было несложно. Я думала, он лопнет, услышав имя епископа, и аммейстер тут же отказал Мне. Но, тем не менее, мне удалось обратить на тебя его внимание.

— Он спрашивал, почему я сам не пришел?

Афра насторожилась.

— Ты правильно думаешь. Он действительно задавал этот вопрос.

— И что ты ответила?

— Я сказала, что ты художник, а художники любят, когда их просят.

— Ты хитрая девочка!

Афра иронично улыбнулась:

— Может быть — иногда…

Хотя архитектор должен был быть доволен развитием событий, он внезапно стал серьезным.

— Я даже не знаю, что и думать. Еще три дня назад у меня не было никакой надежды. А теперь все происходит именно так, как говорил этот странный епископ.

— Ты имеешь в виду, что это был не несчастный случай?

Ульрих фон Энзинген скривился так, как будто проглотил рыбу прямо с костями.

— Есть три варианта, и каждый не более вероятен, чем два других. Либо Вильгельм фон Дист провидец. Бывает же такое.

— Либо?

— Либо он — подлый негодяй и убийца. В это я тоже готов поверить.

— А третий вариант?

— Может быть, я слишком много размышляю и все это действительно просто случайность.

— Мне кажется, что тебе не стоит слишком задумываться над этим. Ты ни в чем не виноват. Я скорее думаю, что это третий вариант.

В тот же день архитектор стал добиваться аудиенции у епископа. Он должен был узнать, что за игру затеял Вильгельм фон Дист и кто в действительности поручает ему строительство. В доказательство того, что он не сидел сложа руки, Ульрих принес с собой чертежи — на той стадии, на которой они находились.

Как он и думал, епископ был уже проинформирован о несчастье, приключившемся с мастером Верингером. И, как ожидалось, проявил мало сочувствия к трагической судьбе архитектора. Напротив. Он был о Верингере невысокого мнения, хладнокровно заметил Вильгельм. Гораздо больше епископа интересовали чертежи и смета, которые Ульрих принес с собой и разложил на столе. И когда архитектор намекнул, что он будет первым, кого обвинят во всем, епископ Вильгельм фон Дист пришел в восторг, он стал приплясывать то на одной ноге, одетой в красный чулок, то на другой, вознося Господу хвалы за то, что слепил из чистой глины таких художников.