Аммейстер задумчиво кивнул. Потом он взглянул архитектору в лицо и спросил:

— А сколько вы хотите за работу?

К этому вопросу Ульрих фон Энзинген, был, конечно же, готов. Поэтому он уверенно ответил:

— Дайте мне по золотому гульдену за каждый фут каждой башни. Я знаю, это большие деньги, если обе башни будут высотой по пятьсот футов. Но такая оплата не представляет для вас никакой опасности. Вы будете платить только за то, что есть, а не за то, что невидимым образом происходит у меня в голове.

Михель фон Мансфельд задумался. С таким способом оплаты ему еще не приходилось сталкиваться. Чтобы выиграть время, он позвал городского писаря. Когда тот пришел (мужчина в черной короткой рясе, из-под которой выглядывали ноги), аммейстер решился:

— Итак, это ваше окончательное решение, что касается оплаты вашего труда?

— Окончательное и бесповоротное, — подтвердил мастер Ульрих.

Аммейстер махнул писарю рукой:

— Итак, запишите: «Граждане свободного имперского города Страсбурга в лице Михеля Мансфельда, аммейстера города, в третий день от пятого воскресенья поста, заключили с Ульрихом фон Энзингеном, архитектором собора, договор о нижеследующем. Точка. Архитектор Ульрих, приехавший из Ульма вместе со своей женой Афрой, проживающий теперь в Брудергофгассе, получил заказ построить башни кафедрального собора к вящей славе Господней, при этом не превышая высоты в пятьсот футов; с этой целью ему предоставляются тысяча рабочих и причитается плата из расчета один гульден за фут. Точка».

— «…один гульден за фут», — повторил городской писарь.

— Напишите это еще раз, — попросил Мансфельд, — чтобы у каждого был экземпляр.

Писарь сделал так, как ему велели. Потом он посыпал оба пергамента мелким песком, а затем стряхнул его так, что взметнулась туча пыли.

— Подпишите здесь! — Аммейстер придвинул к Ульриху сначала один пергамент, потом второй. После того как архитектор поставил под документом свое имя, аммейстер подписал его сам.

— Теперь все будет хорошо, — сказала Афра, когда Ульрих вернулся домой с радостным известием. Она очень нравилась себе в роли жены архитектора. Пусть даже это была всего лишь роль, которую она играла, Афра лелеяла надежду, что ее жизнь станет несколько более упорядоченной.

Послепасхальные дни, и иногда даже ночи, Ульрих проводил в строительном бараке, располагавшемся в одной из боковых капелл собора. Там мастер Ульрих фон Энзинген дорабатывал свои планы и старые чертежи мастера Эрвина. Они довольно сильно пожелтели, но, тем не менее, дали Ульриху очень ценную информацию: кафедральный собор был построен частично на фундаменте старого строения, вторая половина покоилась на толстых ясеневых сваях, вогнанных в землю на тридцать футов.

К сожалению, мастер Эрвин не учитывал башни собора. Или же он так запутался в своих расчетах, что пренебрег вопросом, где и как строить башни.

В один из последующих дней Ульрих в сопровождении Афры поднялся по ступенькам балюстрады над западным порталом. С собой у него были деревянная доска и отвес. По сравнению с кафедральным собором Ульма, где шаткие лестницы сильно затрудняли передвижение, здесь подъем по лесам доставлял почти что удовольствие. Сверху открывался вид, как с высокой горы. Отличие было в том, что эта гора находилась в центре города. Далеко под ними улицы напоминали нити паутины. Острые крыши домов походили на взмывавшие вверх палатки. Большинство крыш были покрыты соломой или деревом и постоянно подвергались опасности пожара. Отсюда, сверху, можно было заглянуть в некоторые трубы. С юга возвращались первые аисты; они были заняты тем, что строили свои гнезда на самых высоких крышах. С нефа открывался вид на зеленые пойменные луга Рейна — огромная река искрилась в полуденном свете.

Ульрих тронул Афру за плечо. Он закрепил шнур с отвесом на деревянной палке, как на крючке. С внешней, обращенной к югу платформы архитектор перебросил крючок с отвесом через парапет. Потом Ульрих аккуратно опустил отвес между пальцев, пока он не коснулся земли.

— Вот так должно быть, — довольно сказал мастер и закрепил отвес на балюстраде. И, обращаясь к Афре, добавил:

— Следи за тем, чтобы отвес не ушел в сторону. Даже если он сдвинется на толщину пальца, это исказит все результаты измерений.

Потом Ульрих спустился вниз, на площадь перед порталом.

Внизу мгновенно образовалась толпа, с интересом наблюдавшая за экспериментом. Весть о том, что мастер Ульрих будет строить башни кафедрального собора вместо Верингера Ботта, распространилась со скоростью пожара. Жители Страсбурга не очень любили Верингера Ботта за его тщеславие. Кроме того, он был пьяница, и про него говорили, что он не пропустит ни одной юбки, — этот факт тоже не добавлял ему друзей. Уже только поэтому новый архитектор вызывал у народа симпатию.

Что касалось строительства собора, жители Страсбурга делились на четыре различных партии, которые друг друга терпеть не могли, как кошка с собакой, а может, даже хуже. «За» был народ. Крупная буржуазия назначала четверых сеттмейстеров и своим поведением воплощала принцип «в деньгах вся власть». Соборный капитул, дюжина аристократов, у которых по материнской и по отцовской линии были в роду по меньшей мере четырнадцать предков с титулом князя или графа и которые к вере не имели ни малейшего отношения, располагали большим количеством денег и влияния. Народ называл их благородными бездельниками. А еще был епископ, которого не любил никто; чаще всего ему не хватало денег, но сторонника Папы нельзя было недооценивать, особенно что касалось его влияния и хитрости.