И тем не менее сквозь эту плотную завесу со стороны простых людей, представителей интеллигенции и даже некоторых низовых партийных работников все же пробивался интерес к Советскому Союзу, к начавшимся в нем демократическим процессам.

Особую позицию Румыния занимала и в вопросах социалистической интеграции, заявляя, что ей как слаборазвитой стране надо вначале достичь определенного экономического уровня и только после этого она может на равноправных основах подключиться к интеграционным процессам.

По показателям производства и жизненного уровня населения Румыния находилась в конце списка европейских социалистических стран. Румынское руководство выдвинуло вполне естественную задачу – преодолеть отставание. Но решено это было сделать методом своеобразного большого скачка за счет жесткой экономической политики, централизации ресурсов и форсированной индустриализации с упором на тяжелую промышленность в духе догматических образцов сталинской модели «строительства социализма» и экономической автаркии.

Неизбежным результатом такой политики стало перенапряжение сил. Доля фонда накопления в национальном доходе Румынии была наивысшей среди социалистических стран. В широких масштабах Румыния прибегла и к использованию западных кредитов, что привело к усилению финансово- бюджетной напряженности. Правда, потом румынский руководитель опомнился, но ударился в другую крайность, поставив задачу в течение нескольких лет ликвидировать задолженность Западу.

Это легло тяжким бременем на народное хозяйство и население, обусловило сужение ресурсов для социальной сферы, привело к замораживанию и даже снижению жизненного уровня широких слоев населения, к острой нехватке и дороговизне товаров народного потребления, топлива, в том числе для бытовых нужд. В магазинах выстроились громадные очереди. Бухарест и другие города погрузились в полумрак.

В стране зрело глухое, но глубокое недовольство такой политикой. Его пытались заглушить массированной идеологической обработкой населения в духе национального патриотизма, превознесения достижений Румынии, мудрости румынского руководства, раздувания культа личности Чаушеску. Открытые выступления подавлялись силой.

Реальные потребности страны диктовали необходимость развития экономических связей с Советским Союзом и другими странами Восточной Европы, но и тут румыны занимали одностороннюю, по сути дела эгоистическую позицию.

Чаушеску при встречах с Горбачевым неизменно повторял, что он готов увеличить товарооборот с нами вдвое, но при этом имел в виду увеличение поставок нефти из СССР в Румынию, а продукции румынского машиностроения – в СССР, не идя на широкую производственную кооперацию. Дело в том, что в предшествующие годы в надежде на дешевую нефть Румыния создала большие мощности по нефтепереработке и нефтехимии и постоянно оказывала на нас нажим, добиваясь увеличения поставок углеводородного сырья. При этом румыны категорически, даже в большей степени, чем немцы, возражали против перенесения центра тяжести в экономических отношениях на предприятия и объединения, считая, что товарооборот должен развиваться исключительно в централизованных формах.

Изо всех сил Чаушеску стремился повысить и подчеркнуть свою роль на международной арене.

Конечно же, каких-то серьезных, объективных факторов для этого не было. Да и не могло быть. В этих условиях Чаушеску вынужден был для самоутверждения, повышения авторитета внутри страны и в мировом сообществе разыгрывать карту противоречий между великими державами, лавируя между ними.

Запад, конечно же, с подозрительностью и, можно сказать, с неодобрением относился к режиму Чаушеску. Но вместе с тем он не прочь был использовать честолюбивые устремления румынского диктатора в своих интересах, оказывал на него давление и давал ему кое-какие подачки.

В то же время Чаушеску понимал, что ему не обойтись без тесных отношений с Советским Союзом и другими социалистическими странами. Там, где нужна была эта опора, Чаушеску использовал ее, там, где он чувствовал, что можно поиграть на противоречиях между СССР и США, СССР и Китаем, он проявлял «самостоятельность» и «независимость».

Эта политика, возможно, могла давать какие-то результаты в условиях «холодной войны» и конфронтации между СССР и Западом, но она лишилась своей основы, когда начался серьезный диалог между СССР и Западом и на реальные рельсы был поставлен процесс разоружения. Тогда Чаушеску стал выступать с различного рода широковещательными заявлениями, декларациями относительно ядерного потенциала великих держав, собственными инициативами в области разоружения, которые выглядели просто наивно, а порой и смехотворно.

Так, в Румынии был проведен «национальный референдум» о сокращении «в одностороннем порядке» «вооружений, войск и военных расходов» на 5%. По словам Чаушеску, он «продемонстрировал волю неуклонно действовать в сторону разоружения и мира». Референдум сопровождался пропагандистской шумихой о примере Румынии «в самом решительном переходе к конкретным действиям по разоружению, сокращению военных расходов» и т. д. К голосованию был привлечен весь народ, начиная с 14-летних подростков.

Отсутствие или слабость весомых факторов в своей международной деятельности Чаушеску стремился компенсировать внешними эффектами. Он регулярно осуществлял помпезные, дорогостоящие, не соответствующие масштабам отношений с этими странами поездки в страны Запада и Востока и, в свою очередь, с большим шумом принимал высокопоставленных визитеров Запада, в том числе Дж. Буша и Ф. Миттерана, у которых, конечно же, были свои мотивы посетить Румынию. Выходы на публику Чаушеску обставлял всеми мыслимыми и немыслимыми атрибутами, дабы подчеркнуть особую значимость своей персоны, ее уникальность и величие.