– Давай.

– Там в письме, что я показывала, – сказала она, не двигаясь с места, – есть насчет журналистики… Я тебя очень прошу, очень: забудем об этом года на три, на пять, а?

– Хорошо! – почему-то даже обрадовался я и взял ее за руку.

И тогда она, улыбаясь уже, спросила:

– А ведь я выдержала экзамен, да?

– Какой? – И тут же понял: да! Вить-Вить же сказал: «Ну – и ладушки!» И никак мне было не спросить, о чем они разговаривали, когда дядя Федя послал меня погулять.

– Они сказали, чтобы я пока побыла с Валентиной Ивановной,

Я потянул Татьяну за руку к себе, откровенно намереваясь прямо на улице поцеловать ее. Она согласно придвинулась ко мне, только глаза у нее снова были совсем зелеными. И даже какие-то искорки в них прыгали, маленькие и насмешливенькие. – Извини!

– Нет, отчего же…

– Просто – спасибо тебе.

– Ах ты! – откровенным движением обняла меня за шею, мы поцеловались и очень быстро пошли.

Прошли уже несколько улиц, когда я опомнился и сказал:

– Ты же хотела посидеть в сквере.

– Теперь это уже не надо, – сказала Татьяна, а

мне опять показалось, что она умнее меня и вообще все лучше понимает; взрослее, наверно. Поглядела на меня: – Ты очень есть хочешь?

– Нет.

– Я Валентине Ивановне сказала, что мы к нам домой съездим, ты ведь ни разу у нас не был… – И лицо у нее сделалось чуть напряженным, и смотрела она в сторону.

– Хорошо.

Мы пошли на метро, а я все думал: почему у Татьяны вдруг так изменилось лицо? Сказал, когда мы уже спускались на эскалаторе:

– Ты только меня никогда и ни в чем не бойся, хорошо?

Она обернулась, снизу вверх поглядела на меня, ответила очень серьезно:

– А вот за это – тебе спасибо! – И тут мы с ней чуть не поцеловались, Татьяна засмеялась: – А еще говоришь – не бойся!

Соломины живут на углу Невского и Исполкомской. Я каждый день проходил мимо их дома два раза: в школу и из школы. Знал, что их квартира на пятом этаже, знал даже, что квартира эта из двух комнат, а вот ни разу не был у них. Было несколько случаев, когда я мог зайти по школьным делам, раза два – даже должен был зайти, и все-таки не пошел, хотя у других своих одноклассников запросто бывал дома и они у нас с мамой бывали. А вот Татьяна у нас – тоже ни разу, если не считать вчерашнего. Хотя и сегодня она была у мамы, даже обед готовила… Просто боялся я, а чего боялся, и сам не пойму. Татьяна, правда, постоянно смеялась надо мной. Боялся глаз ее, что ли, зеленых с искорками, насмешливой улыбки, резких слов, самой ее красоты.

Мы с Татьяной молча доехали до станции «Площадь Восстания». Время было – после смены, народу в метро – много, мы даже стояли в вагоне не рядом, и это было хорошо. Так же молча вышли, почему-то поднялись на эскалаторе, который ведет на Московский вокзал, а нам удобнее было бы на том, который выходит на Невский. Татьяна все шла впереди, и голова у нее была опущена, и сумочкой она то махала широко, то сумочка, забытая, болталась, стукаясь о колено. Так и шли мы с ней, как в туристском походе, когда видишь в основном только пятки впереди идущего. Никак не могли мои глаза оторваться от асфальта, с фотографической четкостью фиксируя решительно все подряд: урны, окурки, витрины магазинов, разноцветные ботинки и туфли. Никогда до этого не думал, что такое многообразие фасонов и расцветок обуви выпускается нашей промышленностью. А тут еще из богатого туристского репертуара сам собой всплыл куплет:

Мы с Татьяной поднялись по лестнице. И странное дело, мне показалось, что я уже бывал на этой лестнице, будто видел уже и эти длинные окна, а за ними – низкие крыши каких-то домов. Загадал: «Если на верхней площадке не будет двери на чердак, а дверь Татьяниной квартиры – слева, звонок на ней – справа, значит, наверняка был!»

Так все и оказалось. Татьяна остановилась на площадке, стала доставать из сумочки ключи. За дверью послышалось негромкое тявканье.

– Слушай, – заметно волнуясь, сказал я, – а не мог я когда-нибудь уже быть у вас?

Татьяна обернулась, держась за ключ, вставленный в дверь, поглядела на меня:

– Вспомнил все-таки!

– А я уж думал, не из моих ли снов это. – И покраснел.

– А ты давно уже сантранспортом работаешь: в пятом классе привел меня из школы, когда у меня свинку обнаружили. – И вошла в квартиру.

Да, был: узенькая прихожая, в стене слева – две двери в комнаты, прямо – в кухню, в углу – большая подушка, на ней коричнево-черная, заметно растолстевшая, как бочоночек, Милка.

– А Милка постарела, что ли?…

– Даже как зовут вспомнил! Только теперь это не Милка, она заболела и… умерла. Это Жук.

Жук потягивался без тени смущения, зевал сладко, с подушки не слезал.

– С достоинством держится, – сказал я, – как

балтийский морячок в отставке.

– Кто-кто?…