Катя-маленькая подала нам десятиметровую стрелу. Посмотрели друг на друга дядя Федя и Вить-Вить: оставаться ли Венке на монтаже стрелы или вместе с дядей Федей и Филей идти на монтаж ковша к рычагу? Венка – парень здоровенький, будет полезен и здесь, и там. Но ведь шефствую над ним – я, поэтому и он должен оставаться со мной на монтаже стрелы. И дядя Федя с Филей пошли к рычагу.

Сначала все шло хорошо: отверстия в стреле и косынках совместились, мы с Ермаковым успели вставить двухпудовые пальцы. Вить-Вить проверил, стал держать ломом стрелу, придавливая ее книзу. А мы с Ермаковым, схватив кувалды, уже готовились забивать пальцы.

По правилам полагается на торцы пальцев положить листы железа, придерживать их клещами, чтобы не сбить концы валиков. Раньше мы этого не делали просто потому, что людей у нас не хватало, и уж от нас с Ермаковым зависело, сумеем ли мы так поставить пальцы, чтобы не расплющить их концы. А теперь у нас ведь появился еще Венка. Когда у нас была Татьяна, она держала клещами прокладку, хоть и получалось это у нее плохо. Но Венка-то – не Татьяна.

Поэтому я вопросительно посмотрел на Вить-Витя, он понял, кивнул согласно. Я взял лист железа, зажал его в клещах, показал Венке, как он должен держать прокладку, прижимая к торцу пальца. Даже человек каменного века справился бы с подобной работой. И Венка сначала тоже справлялся.

Мы с Белендрясом били изо всех сил. Вить-Вить висел на ломе, сотрясаясь всем телом при каждом ударе. Катя-маленькая, закусив губу, держала руки на рычагах, высунувшись из крана. Мои губы стали солеными от пота.

Глаза у Венки были совсем черными. Вдруг он глянул на меня и чуть сдвинул прокладку с торца валика. Пудовая кувалда уже шла у меня сверху вниз и справа налево, чтобы мой удар получился одновременно с ударом Ермакова, тогда стрелу не перекосит. Ударь я кувалдой по краю листа, его могло вырвать из клещей, а клещами – ударить Венку, и он мгновенно переместился бы из цеха на больничную койку! Поэтому я всем телом пошел за летящей, как ядро, кувалдой, спотыкался-спотыкался и наконец растянулся во весь рост на полу цеха.

Коллектив нашей бригады – здоровый, каждый может шутя выжать пудика два. Вот примерно все это и было написано на лицах Вить-Витя и Белендряса, поскольку понимали они: просто так, из-за пустяков, я бы не стал кувыркаться по цеху. Поглядели мы все трое друг на друга, на Венку. Лицо его ничего не выражало, поскольку видеть причину моего падения никто не мог.

Вить-Вить вздохнул, но уж не стал вдаваться в разбор случившегося, глянул на Катю-маленькую, снова навалился на лом. Удара четыре или пять у нас с Ермаковым прошло нормально. Венка старательно держал прокладку. Я не сомневался, что сделал это он неумышленно: ведь впервые в цех пришел, только осваивается с работой.

И опять вспомнилось мне, как он встречал нас с Татьяной у проходной, сидел терпеливо в машине. А еще до этого – вместе готовились они к экзаменам на даче у Дмитриевых. И на прощальном пикнике Венка напился, возможно, с горя… Вот еще и поэтому пришел человек на работу к нам в цех, а не только из-за происшествия, которого никто из нас не знал.

А через четыре или пять ударов все повторилось. Когда я встал с пола и распрямился, Вить-Вить и Белендряс подошли, молча посмотрели на торец пальца, на прокладку в клещах Венки, на него самого,

– Сползает у него прокладка, – объяснил я, потер ушибленное колено; оказалось, до крови я его расшиб, даже брючина порвалась.

– Поздравляю, – прогудел Белендряс.

А Вить-Вить тотчас присел, задрал мне штанину: царапина оказалась пустяковой.

– Не научился еще летать, – сказал мне Вить-Вить. – Залей йодом. – Повернулся к Венке: – Держи как следует, иначе сам без головы останешься!

Я вздохнул, пошел к цеховой аптечке. Сама нога не сильно меня беспокоила, больше штанина: сумеет Татьяна зашить ее или новые брюки надо покупать?

Но и нога, которую я залил йодом, и штанина – пустяки по сравнению с тем, о чем вдруг я подумал: по-прежнему, может, Венка любит Татьяну, вот поэтому и пришел он к нам на завод? Только как-то по-глупому его любовь проявляется.

Когда вернулся на участок, Вить-Вить еще раз осмотрел мою ногу, повернулся к Венке, поглядел на него вопросительно. Венка объяснил поспешно:

– Не умею я еще…

Катя-маленькая сказала ему с крана:

– Доиграешься ты, Ежик!

Вить-Вить и Ермаков повернулись ко мне. Я увидел в глазах Белендряса: «Делать нечего…». Вить-Вить шепнул мне:

– «Поцелуй», если что…

Я вздохнул. Мое положение было сложнее, чем у Вить-Витя и Ермакова. Глянул на Венку, он ничего не понимал, только косился подозрительно на всех по очереди.

Продолжали работать. Я напряженно следил за Венкой, да и Вить-Вить с Ермаковым тоже.

Вышли мы из графика. Уже дядя Федя с Филей вернулись. Филя тотчас взял клещами еще одну прокладку, стал держать ее, прижимая к торцу вала Белендряса.

Устал я сильнее обычного, был весь в поту. А когда заметил, что прокладка у Венки опять сползает, на коротенькую долю секунды задержал вверху кувалду, без всякого усилия пустил ее книзу. Пока кувалда шла вниз, Венка еще больше сдвинул прокладку, я легонько «поцеловал» ее краешек: клещи – в одну сторону, прокладка – в другую, Венка – в третью.