Пуаро поднял голову и проговорил:

– Ваш отец, значит, упоминал о своем завещании?

– Да. В присутствии нас всех. И при этом наблюдал за нами, прямо как кошка, которая подкарауливает мышь, чтобы увидеть реакцию. Он позвонил своему адвокату и попросил его приехать после Рождества по этому делу.

– И какие же изменения он собирался внести? Гарри Ли усмехнулся:

– Этого он нам не сказал, старый лис. Я предполагаю, или лучше скажем так – я надеюсь, что он хотел изменить его в пользу вашего покорного слуги. Я думаю, что был вычеркнут из всех ранее существовавших завещаний, а сейчас он собирался снова включить меня туда Чертовски скверно для всех остальных! И Пилар, которую он очень полюбил, наверняка должна была тоже что-то получить. Вы уже ее видели? Моя испанская племянница, очаровательное создание, со свойственными ей теплотой великолепного юга и всей его жестокостью. Я хотел бы быть ей не просто дядей!

– Ваш отец полюбил ее? Гарри кивнул:

– Она знала, как обращаться со стариком. Часто просиживала рядышком с ним. Держу пари, она знала, чего этим добивается' Ну, теперь он мертв. И никакое завещание уже нельзя будет изменить в пользу Пилар, и в мою тоже, к несчастью!

Он секунду подумал о чем-то, а затем продолжил изменившимся голосом:

– Но я отвлекся от темы. Вы спрашивали меня, когда я видел отца в последний раз. Я сказал, что после чая, в самом начале седьмого. Старик был очень довольным, хотя и слегка усталым. Я скоро ушел и оставил его наедине с Хорбюри И после этого я его больше не видел.

– Где вы были, когда произошло убийство?

– В столовой, с братом Альфредом, у нас как раз в самом разгаре был довольно острый разговор, когда мы услышали шум наверху. Он был таким, как будто там боролась по крайней мере дюжина здоровых мужчин, а потом закричал бедный старый отец. Визг был такой, словно режут свинью. От этого крика Альфреда, кажется, парализовало. Он так и остался сидеть как прикованный. Я потормошил его, чтобы он пришел в себя, и побежал с ним вверх по лестнице. Дверь в комнату отца была заперта, нам пришлось ее взламывать. Довольно нелегкое занятие. Как, черт подери, эта дверь вообще оказалась закрытой? В комнате никого не было, кроме отца, и я готов съесть свою шляпу на спор, если кому-то удалось уйти через окно!

– Дверь закрыли снаружи, – сказал Сагден.

– Что?

Гарри уставился на него.

– Я могу поклясться, что ключ торчал в двери.

– Значит, вы заметили это, – пробормотал Пуаро Гарри Ли с вызовом посмотрел на него.

– Да, я кое-что замечаю. Так уж я привык! – Затем он перевел взгляд на полицейских. – Вы еще хотите о чем-то спросить меня, господа?

Джонсон покачал головой:

– Спасибо, мистер Ли, в данный момент – нет Пригласите, пожалуйста, следующего члена семьи.

– Конечно.

Гарри покинул комнату, не оборачиваясь.

– Какого вы мнения о нем? – спросил Джонсон своего подчиненного.

Инспектор только пожал плечами.

– Он чего-то боится. Я спрашиваю себя, чего?

***

Магдалена Ли эффектно задержалась на пороге, чтобы провести тонкой длинной рукой по платиновым волосам. Платье из зеленого бархата облегало ее, еще более подчеркивая стройную фигуру. Она была очень молода и выглядела немного испуганной.

Трое мужчин долго не могли оторвать от нее своих взглядов. Глаза Джонсона, который был просто потрясен, выражали восхищение, тогда как в глазах Сагдена преобладало желание побыстрее продолжить работу. Что же касается Эркюля Пуаро, то его лицо так и светилось, выражая признание достоинств. Это Магдалена тотчас же заметила. Но признание это относилось не столько к ее красоте, сколько к умению искусно воздействовать ею, которое она и продемонстрировала.

«Прекрасная фигурка у этой малышки. Но у нее слишком жесткий взгляд», – подумал Эркюль Пуаро.

Полковник Джонсон подумал: «Чертовски хорошо выглядит эта девчонка. Джорджу, видно, нелегко приходится, если он еще не научился обходиться с нею. Она знает, что привлекает мужчин».

Инспектор Сагден подумал: «Какая пустышка, и глупа, наверное. Надеюсь, мы не будем с ней долго возиться».

– Пожалуйста, садитесь, миссис... Магдалена Ли? Она села с теплой благодарной улыбкой, которая выражала примерно следующее: вы правда полицейский? Но, в конце концов, тоже мужчина. И значит, вовсе не такой страшный.

Отчасти эта улыбка предназначалась и Пуаро, ведь иностранцы ведут себя с женщинами так по-рыцарски. На инспектора Сагдена она, кажется, не обратила никакого внимания. В очаровательном порыве отчаяния она заломила руки и произнесла:

– Это все так ужасно! Я боюсь.

– Ну-ну, миссис Ли, – сказал Джонсон коротко и вполне дружелюбно. – Конечно, это был шок для всех вас, но теперь уже все позади. Мы хотели бы услышать ваш рассказ о том, что тут происходило сегодня вечером.

– Я ничего не знаю, – пробормотала она, – действительно ничего.

Глаза шеф-инспектора вдруг сузились.

– Нет, ну конечно, нет, – проговорил он медленно.

– Мы приехали только вчера, Джордж заставил меня праздновать Рождество здесь. Лучше бы он этого не делал. Я уверена, что никогда не забуду всего этого... Я почти не знаю семью Джорджа. Мистера Симеона Ли я видела только один или два раза – на нашей свадьбе и еще раз позже. Альфреда и Лидию знаю чуть лучше. Но, в сущности, все они мне чужие.

Вновь взгляд расширенных от испуга детских глаз, и вновь Эркюль Пуаро посмотрел на нее с восхищением. «Она неплохо играет комедию, малышка...», – подумал он.