Шрифт:
— Ты никуда не пойдешь, — отчеканил колдун.
— А не пошел бы ты сам! Тебя не спросила!
— Без помощи колдуна мне не перемочь, — поник головой кузнец.
— Да что стряслось-то? — не выдержала я. От зрелища, как крепкий, светлый мужчина тает от горя, разрывалось сердце. — И как звать-то тебя, добрый человек?
— Богданом кличут, — тихо ответил кузнец. И, помедлив, добавил:
— Здесь был колдун. Здесь он и остался.
— Это я уже понял, — буркнул Вейр. — Ты хоть понимаешь, о чем меня просишь?
— Да, — я едва расслышала ответ. — Не можешь или не хочешь помочь, так хотя бы подскажи, век благодарен буду.
— Да что ты за тварь-то такая? — взвилась я. — Что, от небольшой помощи убудет с твоей колдунской рожи, что ли? Или репутацию последнего козла бережешь?
У Вейра заиграли желваки, пальцы побелели, стиснули рукоять меча. Эх, с каким бы наслаждением он бы проткнул меня своей железякой…
— Пошли, дядя. Пусть сопит тут в свои две дырочки. Может, и я пригожусь, — я ещё раз одарила взглядом его мерзейшее высочество, поднялась со ступеней и направилась к воротам. Север шел рядом, настороженно поглядывая по сторонам.
Выйдя на улицу, я обернулась и невольно хмыкнула. Вейр брел следом, ведя в поводу кобылу. С таким лицом только замуж за постылого. Или на казнь.
На улочках было безлюдно, тихо, даже собаки не лаяли. Ветер стих, как перед грозой.
Мы молча прошагали к кузнице. Богдан впереди, затем мы с Севером, и плетущийся в хвосте нашей процессии Вейр. Кузнец сразу направился к небольшой баньке, открыл дверь, и, помедлив, скрылся внутри.
Привыкнув к полумраку, я разглядела в неярком огне свечей тело. Мальчишка лет десяти, черноволосый, худенький, в длинной рубахе до пят, лежал на дощатом полу, вытянувшись во весь рост и раскинув руки. Серое лицо, черные тени под глазами. Круг на полу из железной стружки казался огромной змеёй, свернувшейся перед смертельным броском. Глаза мальчонки открылись и уставились на меня. Глаза тьмы. Налитые кровью белки, черные, расширенные зрачки. Я машинально сделала шаг назад и уперлась спиной в кого-то. Сзади меня врос в землю Вейр. Север тихо, глухо ворчал, кузнец, видимо, не в силах смотреть на сына, отвернулся.
— О! Да ты ли это, мальчик мой? — скрипучим голосом прошипела тварь в теле ребенка, приподняв голову. Вейр мгновение постоял, и решительно шагнул к кругу, бесцеремонно отодвинув меня в сторону.
— Вот и славно, вот и чудненько, — заворковал монстр. — Вот и вернешь должок своему учителю, не правда ли, мой неблагодарный ученик? Это тело для меня в самый раз, — он уставился на Вейра жадным взором, как цыган на породистую лошадь.
Вейр молча обошел круг, проверяя, не нарушен ли он, и повернулся к кузнецу:
— Давно?
— Два дня как, — глухо ответил Богдан. — Не ест и не пьет. Недолго осталось, если так дело дальше пойдет. Один он у меня, Ванятка-то… Жена при родах ушла.
— Пойдем отсюда, — проговорил Вейр.
Мерзкий тихий смешок царапнул сердце. Колдун, умерший не своей смертью и не похороненный по обряду, мог уничтожить всю деревню, и не только. Как справиться с этой бедой, я не знала, но понимала, чем это грозит Вейру. Учитель. Вот значит, как… Я с невольным сочувствием посмотрела на колдуна. Бледный, сосредоточенный, хмурый. Злой.
— Кто пропал, когда, где тело колдуна? — отчеканил Вейр.
Кузнец тихо ответил:
— Колдуна я не нашел. Ильма пропала, та баба, где вы остановились, муж у неё помер, так она по сию пору не в себе была. Да ещё купец наш. Жёнка его, Свита, думает, что он в городе, в загуле.
— С чего ты взял, что он пропал? — спросил Вейр, просверлив Богдана взглядом странных светло-серых глаз.
— Нашел я его… Тело.
— Где?
— Неподалеку от кузни. Я его… в сарае лежит.
Вейр направился к сарайчику, стоявшему неподалеку от баньки. Север потрусил следом. Шерсть стояла дыбом.
Полный купец в малиновом кафтане лежал на скамье. Топорщилась всклокоченная русая окладистая борода, пустые, мертвые глаза широко смотрят в потолок, с уголка рта сбегает струйка слюны. Живой. Пока живой. Если так можно назвать тело без души. Я задумалась.
— Значит, и Ильма, может быть, ещё жива? — я повернулась к Вейру.
— Может! — рявкнул он. — Вы хоть понимаете, спасители хреновы, чем это грозит всем нам? И деревне? Малейшая ошибка, и мы все — покойники! Деревня упырей!