Мы поднялись в квартиру в полном молчании. Признаться, меня ошарашила новость о возможном расстреле, и вся моя спесь быстренько притухла. Не раздеваясь, он провел меня в гостиную и, усадив на диван, молча протянул мне ключи от Женькиной машины.

– Ты чего это? – спросил я, поняв, что он уходит.

– Все. С таким сумасшедшим мне делать нечего. Если ты собираешься уничтожить Женькино тело, я не намерен в этом участвовать. Теперь у тебя все есть – разбирайся сам.

Я молчал. Мне было действительно стыдно, и дать уйти рассерженному другу было лучшим выходом после такой дури. Так что я просто смотрел, как закрывается дверь за Федькой, не предпринимая попыток его остановить, а сам старался осмыслить, что произошло. С тем, что я сморозил очередную глупость – это понятно. На будущее, надо очень следить за собой и не нарушать правил поведения без крайней на то нужды.

Но то, что я вытворял, представляло отдельный интерес. Видимо, под действием стресса, я стал применять какие-то странные свои особенности. Когда я ехал по дворам, было впечатление, что я считываю информацию прямо с изнанки. Я прекрасно чувствовал, как расположены дома и люди. В одном месте даже пришлось остановиться. Федька только охнул, когда увидел выскочившего из-за угла дома прямо под колеса машины мальчишку. Но я-то его уже почувствовал раньше и вовремя притормозил.

Единственно, чего я опасался, было то, что я мог такими опытами навредить Женькиному телу, что было крайне нежелательно. Да, надо наперед постараться избегать таких экспериментов. И вообще, на два дня накладываю на себя добровольную епитимью: хожу по струнке, не пью ни грамма, всем улыбаюсь и уступаю дорогу. Это не трудно – я же ангел! Или нет? Несколько дней в теле и уже не ангел? – Круто!

***

Я и в самом деле вел себя, как паинька целых два дня, кажется, не нарушив ни одного правила движения пешеходов – за руль я почему-то боялся садиться. Правда, пришлось поймать несколько странных взглядов от граждан, не привыкших к вежливому обхождению на улице, но в остальном все шло гладко. О женском поле я тоже временно забыл, хоть и был соблазн. Но я понял, что в таких сложных вопросах без Фединого руководства я наломаю дров похлеще, чем в гонках с доблестной милицией.

Дав другу целых два дня на то, чтобы выпустить пар, я все же позвонил ему со своего нового мобильника – старый так и канул в недрах внутренних органов государства, хотя претензий к ним по этому поводу я, естественно, не питал. И все-таки, ангел я или не ангел? Четко друга просчитал. Парень уже забыл об обидах и был снедаем беспокойством за непоседливого ангела.

– Ух, живой! – послышался облегченный возглас. – А я тут уже не знал, что с тобой и делать.

– А что со мной делать? – голосом невинной пастушки отвечал ваш не очень покорный слуга (да и не слуга вовсе). – Я веду себя образцово-показательным образом уже целых два дня, так что меня можно вешать живьем в раю на главную доску почета, а ты мне этакое недоверие оказываешь.

– Да, судя об отсутствии Женькиного тела в некрологах, ты ведешь себя весьма достойно, - согласился друг и проявил слабость, спросив. – Значит, сам справляешься?

– Да ты что, Федя? Я просто занялся совсем не ангельским остракизмом: хожу, как по струнке, а спина не разгибается от вежливых поклонов! Если ты не поможешь, я скоро удавлю это тело и вернусь на небо, – я не был бы ангелом, если бы сразу не воспользовался слабостью друга.

– И на что ты намекаешь, хитрая астральная рожа? – кудрявый физик сразу просек, что мне что-то до зарезу понадобилось.

– Ты забыл? Женьке нужно сходить хотя бы раз на работу. Без твоей страховки, его выгонят за полной профнепригодностью уже через пару часов!

– Не понял. Ты что, не можешь в астрале набраться лабораторных премудростей?

– Могу-то – могу, но как их применять к текущему моменту – совершенно не в курсе. С одной стороны, нобелевские откровения не хочется делать, а с другой и Женьку тупицей выставлять нельзя. Единственная надежда на то, что ты сможешь занять «Женьку» на пару часов, особенно с утра. Тогда, глядишь, и прокатит – остаток времени я как-нибудь продержусь.

– Да, как это у тебя прокатывает, я уже знаю, - согласился Федя. – Лишь бы институт к концу дня на месте устоял. Ладно, что с тобой поделаешь? Ты когда «на работу» собрался идти?

– Все от тебя зависит: когда ты сможешь подойти, - я смиренно вздохнул, всем своим пыхтением показывая, что отдаюсь на милость друга, а сам тихонько подпихнул нетерпеливую просьбу. – Я-то хоть завтра побежал бы …

– Завтра, так завтра, - не стал кочевряжиться Федька. – Ты к полдесятого подходи, а я в десять позвоню – так что тебе только полчаса на первые приветствия и останется.

– Федь! – вдруг вспомнил я. – А ты знаешь, как Женька сотрудников своих называл? Так же как и они: Витя, Ирчик и Любочка или как-то еще?

– Девочек так же, а парня Витьком часто звал, - вспомнил кудрявый друг и вдруг испуганно добавил. – И чтоб никаких амурных происков! Знаю я тебя – испортишь все рабочие отношения Женьке.

– Слушаюсь и повинуюсь, о мудрейший! Так, кажись, у вас в сказках говорят?

– Не прикидывайся: как у нас, так и у вас. Все, до-завтра!

Утром я собирался на работу, как собирается самурай на смертный бой: надраил Женькино тело, как новые ботинки, полил его в меру ароматическими смесями и, как мог, привел волосяной покров на голове в порядок. Чистая и почти немятая рубаха со столь же чистыми штанами завершали экипировку. Из обуви я тоже остановился на самых приличных полуботинках, что нашлись у него в гардеробе.