Выговаривала она ему, привычно устраиваясь на плече.

– А я же без тебя и дышать не могу.

Он же и малой вины за собой не видел. В чем был, в том и выскочил. Хорошо еще, что успел в портки заскочить.

– Далеко нам ехать?

– Версты две еще осталось. – Рассеянно ответила она, с головой погрузившись в свои переживания. – Радо, опять ты меня перебил. Только – только додумаюсь до хорошего, а ты тут как тут, чтобы перебить.

Улыбнулся, глядя на ее порозовевшее личико, и бросил повод.

– Иди ко мне, моя маленькая.

Обиды как не бывало. И страхи сразу прошли. И девки теремные не казались ей такими опасными. Может даже и на них, окаянных, грешила напрасно. Но дорога оказалась короткой. Оборвалась, поросшая травой, и их глазам открылась, вросшая в землю и покосившаяся на бок, избушка, крытая почерневшей соломой и подслеповато глядевшая на дорогу волоковыми окнами и щелястыми дверями.

Навстречу выкатился весь облепленный репьями, пес. Вран, свесив голову на бок, раскрыл клюв от удивления, но голоса не подал. С оглушительным, не по росту, лаем, летел он на них, но завидев важно вышагивающего бэра, остановился, взвизгнул и пустился обратно.

За избушкой заметили козу на привязи и несколько скучно бормочущих куриц.

Спустил с седла на землю княжну и спрыгнул сам, перемахнув ногу через голову коня. Не князь, чтобы до крыльца в седле сидеть. И не воевода спесивый. А хозяйка честь увидит.

 И увидела.

Выплыла в двери, переваливаясь с ноги на ногу, распахнув руки в стороны и отведя локти назад. Молча ждала, когда подойдут ближе, ощупывая их внимательным, изучающим взглядом. Цыкнула на собачонку, даже ногой притопнула, не боясь, что ветхое в три доски крыльцо, развалится.

– Здравствуй, бабушка. – Влада не торопясь, уважительно поклонилась.

– И тебе, дитятко, не хворать. – Голос оказался на удивление мягким, будто от самого сердца шел. Ответила и на поклон Радогора, успев при этом заглянуть в его глаза. – А выросла то как! И мясом обрасти успела.

Все подмечает ее глаз, и малости не упускает. И Влада густо покраснела.

– А ничего нет в том стыдного, девица, если парень люб. – Мельком заметила она и перевела взгляд на Радогора. – Заждалась я тебя, добрый молодец. Думала, в вечеру приедешь, ан и не угадала. Копытихой меня зовут. А кто – то и Ковылихой величает. Сам видишь, как хожу. Ковыляю с ноги на ногу, а то и просто качусь на том месте, на котором добрые люди сидят. Вот появились бы вчера и душ погубленных понапрасну не было. Я не про Свища, и не про Клыка. Дурная голова всегда себе яму найдет. Ой, да что же я вас на пороге держу. Совсем заговорила.

Всплеснула руками и переваливаясь со стороны на сторону, отступила, едва не повалившись с крыльца.

– А ты, парень, не обидишь ли мою живность? – Поманила рукой бэра и, заглядывая ему в глаза, безбоязненно провела рукой по толстому загривку. – Смотри у меня, я проказников не люблю. Разом на веревку и к дереву привяжу.

Ягодка, смущаясь, что – то бормотал в ответ.

– Ин ладно. Ягодок тебе сейчас вынесу и медком угощу.

Радогор, слушая ее воркотню, тихо улыбался. На душе стало сразу хорошо. Светло и покойно. Как у дедки Врана. Отвязал торока и остановился у крыльца.

– Прими гостинцы, матушка.

– Копытиха я, милок, Копытиха.

– Нет уж, язык не повернется тебя так величать. Если не обидишься, матушкой звать буду. – Улыбнулся, теплея глазами. – Хорошо тут у тебя. Тихо. Душа отдыхает. Как у дедка Врана. Только жилье иное было. Покрепче.

Вран давно уже переступал с ноги на ногу на его плече, стараясь заглянуть бабке в глаза, и щелкал клювом.

– И тебе здравствовать, вещая птица. – Кивнула головой Копытиха. – Ночь придет, потолкуем. Посудачим по стариковски. А теперь прости, гостей потчевать надо.

Перевела взгляд на Радогора. Его голова едва над крышей не поднимается, и пожевала губами, раздумывая.

– А то можно и здесь, на травке.

Но Радогор, не слушая, втиснулся в двери и задохнулся в знакомом запахе трав и корешков, которыми были увешаны все стены и даже потолок. Глаза разгорелись, до чего показалось здесь все родным и близким. Находил знакомые цветы, втягивал в себя их запах и улыбался. Палицы выловили корешок.

– Смотри, Ладушка. Этим я тебя потчевал, чтобы душа успокоилась и тревога ушла. Чтобы страхи твои улеглись. А вот этот… - Пальцы ловко выловили из связки другой корень, как бородкой, украшенный тонким волосом. – А вот, чтобы днями шагать можно было, не уставая.

Глаза разбегаются, взгляд бегает по связкам и пучкам трав. А рука сама тянется к ним.

– Этим кровь остановить и раны залечить можно быстро. А вот от огневицы. Это от сухотки…

Влада, слушая его, не утерпела, засмеялась и, подойдя сзади, обняла, прижавшись к его спине.

– И понять нельзя, глядя на тебя. Радо, воин ты или волхв. За меч возьмешься, витязь, о которых песни поют и сказки сказывают, а увидел травки да корешки и глаза светятся. Но если бы не ты, меня и в живых бы не было уже.