Повернулась к старухе и пояснила.

– В беспамятстве я была тогда. Уже и дышать почти не дышала, когда вызволил он меня.

Копытиха во все глаза, не скрывая любопытства, следила за ним. И кивала, соглшаясь с ним, головой.

– От сглаза, от порчи. Этого не знаю… Говорят приворотное варить можно. Но это не для меня. Черным тянет от него.

– Эко вы оба обрядились не по здешнему. – Улыбнулась хозяйка. – В пути ладно, а на людях глаз дразнит, на нехорошее наводит.

Бабка рылась в углу, собирая на стол.

– Разносолов нет, не обессудьте. Но зато в радость.

Остановилась с горшком напротив Влады.

– Ровно яблочко наливное. Румяное и само в руки катится. А приняла на ручки комочком вот такусеньким. – Поставила горшок и показала на ладони рукой размеры комочка. – Пищишь и губешками шлепаешь, титьку просишь. Матушке твоей те родины не сладко дались. Князь, батюшка твой, ночью, сам, за мной прискакал и в своем седле увез. Ты же вон какая стала. Лебедь белая. 

Лада смутилась и покраснела.

– Перехвалишь, бабушка.

Приговаривает Копытиха, а руки ее ловко и умело пробежали по телу княжны. Коснулись тугих грудей, пробежали по животу, прокатились по крутым бедрам. Шлепнула шутливо по ягодицам.

– Тебе же, девица, деток долго не видать.

– Как же так, матушка? – Испугалась княжна. – Я и матери – ольхе поклялась, что сына Ольхом назову, а коли дочь, так Ольхой будет зваться.

Копытиха, казалось, вовсе не разделяла ее страхов.

– Да вы к столу, к столу садитесь, не чинясь.

– Грибочки только из лесу, ягода спелая, яички… Молоко козье для здоровья. Медок.

Дождалась, когда на лавку в угол сядут, кулачками щеки подперла и заулыбалась, глядя на них.

– Простоволосая ходишь. Думала не угадаю? Не в девках, не в бабах. Э, милая! Девка после первой ночи с парнем и глядит по иному, и ноги ставит по другому. И к народу себя иначе несет.

– Так я же по батюшке с матушкой зарок дала до году волос не плести. – Конфузясь, попробовала оправдаться она.

Но старуха перебила ее.

– Про косы кому другому плети. – Отмахнулась старуха. – А детки у вас будут. И Ольх, и Ольха. А от них род потянется на многие века. Сильный, могучий. Но много позже. Вижу, не для красы в одежку воинскую срядились В путь – дорогу дальнюю. И где остановитесь, не скажу. Не видела, сколько бы не глядела.

Княжна облегченно вздохнула.

– Слышал, Радо? Не обманул сон… Рядом мне быть.

Копытиха же уже не слушала ее. Взгляд ее остановился на рукояти его меча.

– Далеко вас этот меч уведет. И сила в нем заложена великая, и бессилие. Войну несет он в себе и мир. И жизнь, и смерть. Вот как нем все свернулось и перепуталось разом. – Улыбка исчезла с лица и глаза потемнели. – Вот как…

– Затем и пришел к тебе, матушка. – Кивнул головой Радогор, не скрывая своего восхищения ее прозорливостью. И сам не зная как и почему выложил перед свою заботу. – Дедко Вран, старый волхв, полвека хранил этот меч под своей смертной домовиной, от глаз людских прятал. И страшным заклятием от чужих рук закрыл. И я свое добавил. Да отыскался хозяин меча. Назад требует. А отдать не могу. Великие беды народы ждут, если меч к нему вернется.

– Будет еще время, будет Радогор для этого. Успеем и поговорить, и посмотреть что и где. Но не за этим же вы чуть свет ко мне приехали?

Радогор засмеялся. Ничего не скроешь от старой.

– Не за этим. Опять угадала матушка.

– Угадывает ворожея.
– Отрезала Копытиха и обидчиво поджала губы. – А я вижу.

– Когда к городу шли, подсылы нас ждали. За головой княжны шли. Свища уж, Клыка не стало, а нынче ночью снова были. И не простые подсылы, матушка. – Умолк, не зная, как доходчивее объяснить старухе то, с чем он столкнулся. Наконец, догадался. – Ладушка, смотри в ладонь.

Слова прозвучали настолько неожиданно для княжны, что она вскинула голову. Ладонь медленно прошла перед ее лицом. Взгляд ее засчтыл, кружка с молоком остановилась перед губами.

– Поняла ли, матушка? Велю ей сейчас козу доить, пойдет. И ягоды собирать побежит. Убить велю, возьмет в руки нож и убивать пойдет. А очнется и не вспомнит. Так и те подсылы шли. Будто мертвые… Не сами шли, вели их.

Пальцем не больно щелкнул княжну по лбу. Взгляд ожил и кружка коснулась губ.

Копытиха с изумлением смотрела на спокойное лицо Влады, для которой, казалось, кроме кружки с молоком и хлеба с медом ничего не существовало. Потом перевела взгляд на Радогора, на его руку.