И навис над Радогором.

– А ты говоришь… Невзгодка!

Невзгода, ошалев от его крика, сам не заметил, как взлетел по лестнице на поверх с кувшином вина. И застыл перед столом, уставив на воевду взгляд.

– Катись на той же ноге обратно, чтобы глаза мои тебя не видели. – Рявкнул Смур, изливая на бедняге весь свой скопившийся гнев.

– Потому и валишь все на себя, что тесно тебе за тыном. Куда не ткнись, везде стены. А сотские и десятские в холодке живут. Все на себя валишь. Сон тебе дорогу указал. И не только тебе… народу! Великую дорогу.

– Мы и сейчас не бедствуем. Река кормит.

– Не река, земля вас кормит. И лес. Зверь откуда? Из леса. Мед, смола – живица. Оттуда же, из леса. Отрубят лес и городу не быть. А хранить его кроме вас, не кому. Сам видел, селенья и городища пусты стоят. Не кому зверя добывать и живицу сочить, мед, воск снимать. За лес, в чисто поле выходить надо. Тогда и хлеб свой будет. И не как сейчас. До весны бы хватило, торговать будешь им.

Смур наполнил себе чарку, но пить не стал. Сел на лавку, рядом с Радогором, обреченно опустив плеч и изредка косил на него сердитым глазом.

– Пока достаточно будет поставить заставы по кромке леса. Растряси городскую мошну, не пожалей серебра. Сторицей все окупится. Земли сами к тебе в руки валятся. У меня все в голове мутилось, пока сон твой слушал. – Голос Радогора против воли забирался в самый мозг, просачивался в душу, проникал в сердце. – Без рати все в горсть себе затянешь. Не воеводой, князем сядешь на тех землях. И плечу будет, где развернуться. И что людям передать и детям оставить будет. А пуще того, память…

– Думать буду! – Смур решительно поднялся и выплеснул чарку в рот. – Думать буду, а как надумаю, так и будет. От добра, добра не ищут.

 -Думай. – Легко и, даже отстраненно отозвался Радогор. – Но мне кажется, что ты не Остромысл, которого больше всего заботила собственная калита. И боги не напрасно оставили тебя одного в городе. Думай, время есть. Немного, но есть. А я знаю, не последний сон к тебе пришел, воевода Смур.

Смур не ответил. Не глядя на них, стоя уже, выпил последнюю чарку и направился к дверям. Взялся за дверную скобу, постоял о чем – то размышляя, и повернулся к Владе.

– А не узнать тебя, княжна. Венца нет, а не захочешь да княжну признаешь. И сон разобрала не по женски, по княжески. Как пряжу распутала и в нитки свила.

Без стука затворил за собой двери и ступени застонали под его тяжкими шагами. Влада взглядом проводила его шаги и с улыбкой посмотрела на Радогора.

– Теперь совсем сон потеряет.

– Или найдет, как успокоится. – Ответил он и повалился на лавку.

– Ты про этот сон Ратимиру говорил?

Радогор лежал с закрытыми глазами, сцепив ладони под головой и словно не слышал ее.

– Уж не сам ли ты его навел на воеводу? – Лукаво спросила она, укладываясь рядом с ним на широкой лавке. – И вран до нас успел прилететь.

– Могу ли? Вещий сон от богов.

По глазам княжны понял, что не поверила ни одному его слову.

– А тогда про другой сон откуда знаешь? Не боги же тебе сказали? – Поднялась на локте и заглянула в лицо. – Люди жили тихо, дальше опушки не заглядывали, пока ты не пришел… А зачем?

Радогор чувствовал на себе ее пристальный взгляд, но продолжал молчать. И она, с упрямой настойчивостью, повторила свой вопрос.

– Зачем, Радо? Не голодают, не замерзают, живут в достатке.

– Дедко Вран говорил, - Он неохотно разжал губы. – В иных землях люди уж давно из лесов выбрались. Живут открыто. В лесах, как дикие звери, не прячутся. А наш народ затаился, укрылся от всего мира и слыхом о нем не слыхивали, и видом не видывали. Так и пропадет в безвестности, коли не выйдет к людям. И имя его забудется. Нельзя прожить всю жизнь, отгородясь от соседей. Душа устанет от одиночества и мозг оскудеет. Тот же Смур разве за серебром в чужие земли уходил?

Открыл глаза и попросил.

– Задвинь закладку, глаза слипаются.

Лада резво прыгнула на ноги и заторопилась к дверям. Подтолкнула тяжелую дубовую закладуху ладонью и поспешила вернуться к нему. Но Радогор уже спал даже не изменив положения. Вздохнула и осторожно, чтобы не разбудить, прилегла рядом, положив голову на его плечо. И уснула сама, едва закрыла глаза. 

Городские ворота остались далеко за спиной, а Смур все ехал рядом. И молчал.

– Надумаешь, воевода, к зиме пошли десяток воев к городищу рода Бэра. Против больших сил и сотня не устоит, а малые и десяток удержит, если за тыном отсиживаться не будет. И ступай мягко, что народ не вспугнуть. И бери, бери, но не жадничай. Сколько в горсти уместиться, чтобы сквозь пальцы не сыпалось. Труд это будет долгий. Внукам и правнукам останется. Еще и дальше их пойдет… И от Ратимира не шарахайся, под его руку встань. Его порубежная дружина к рати приучена. Поможет.

– Мне в том какой резон? – Спросил воевода, хмуро глядя в землю.