Шрифт:
Пальцы заметались, с обычной быстротой хватая стрелы. Сверкающие на солнце, наконечники прочертили в воздухе широкую дугу.
– Я же предупреждал, что переживать будете.
Лада, успевшая выпустить два болта, с удивлением поняла, что стрелы Радогора сегодня не убивают, а только останавливают нападающих.
– Пропустите, и я пойду дальше. Или я забуду, что с утра добрый и пушистый и начну убивать всерьез и на долго.
Расстояние между ними быстро сокращалось. Еще два, три десятка шагов и жеребец Радогора не успеет взять разгон. Но, похоже, и этого он делать не собирался. Выбросил перед собой руки с раскрытыми ладонями, выдохнул… и тех, кто вырвался вперед, словно ураганом смело вместе с конями.
– Прикрой стрелами, чтобы с боков не ударили. – Крикнул он Владе, и повторил удар. Дикая ругань, крики и испуганное конское ржание слились воедино. А его взгляд безошибочно выравал из толпы того, кто руководил нападением. Вылетел из седла и… исчез. Только те, кто еще чудом держался в седлах, почему то вдруг посыпались на землю. Несколько гигантских прыжков и его тело распласталось в воздухе. Ударил грудью вожака, вышиб его из седла и выпрямился, удерживая его сгибом локтя, а другой рукой держа боевой нож под подбородком.
– Вели, братишка, своей братве бросить оружие. – Велел он. Голос спокойный, и немного разнеженный. – Голову отрежу, чем переживать будешь? Или шею сверну. Тоже не фонтан. Выбирай, что больше по душе.
Пленник от падения с лошади или от неожиданного поворота событий плохо понимал, что происходит. Заворочался, пытаясь высвободиться из его рук и тут же почувствовал как лезвие разрезает кожу.
– Не брыкайся. Порежешься. – Услышал он добродушный и снисходительный голос. – Я редко бываю таким добрым, настолько, что самому противно.
И голосом, не терпящим возражений, распорядился.
– Орлы! Оружие на землю и пять шагов назад. Иначе зарежу, а потом без суеты и лишнего шума убью и вас. И пойду дальше.
В его голосе совершенно не было угрозы, но такой суровой безнадежностью повеяло от его слов, что вожак глазами подал знак своей ватаге. Его подчиненные, те кто продолжал стоять на ногах убрали мечи и опустили копья.
– Я сказал, оружие на землю!
И лезвие ножа еще глубже вошло под кожу, из раны брызнула кровь.
Мечи и копья полетели на землю.
– Ну вот, а ты боялась. Раз, два и снова невинная девица. Масса удовольствия и приятно вспомнить!
Радогор чуть ослабил хватку. А вожак уловил в его голосе явную насмешку и попытался повернуть голову, чтобы разглядеть лицо этого парня, который в мгновение ока чуть не погубил всю его ватагу.
– Ты можешь ехать! – Выдохнул он, с трудом сдерживая ненависть за пережитое унижение. И страха.
– Вот еще! А на ужин хорошего человека пригласить слабо? Воспитание не позволяет?
И не повернув головы, распорядился.
– Коня!
Что – то распознали в его голосе такое, что сразу несколько рук потянулось к поводу его жеребца. Не глядя, принял повод и не касаясь стремян, одним прыжком забросил себя в седло. Взглядом поманил к себе Владу.
– Показывай дорогу, хозяин. Грех от приглашения отказываться.
Влада чувствовала себя неуютно в окружении почти четырех десятков, пусть и раненых и плохо соображающих, мужиков звероватого вида и жалась к Радогору, но держалась бодро.
– Разбойничаем, значит?
Вожак мало по малу начал приходить в себя. По крайней мере настолько, что сумел разглядеть княжескую гривну на груди Радогора.
– Как будет угодно твоей милости. – Угрюмо пробормотал он в ответ.
– Моей милости, милый друг, по барабану, чем ты промышляешь, лишь бы мясо в котле водилось. – Беззаботно отозвался на его слова Радогор. – И чтобы мухи спать не мешали. А там живи, как знаешь, пока с пеньковой тетушкой не спознался. Не моя земля, не моей голове и болеть. Но одно в толк взять не могу, чем промышляешь? От торговых путей далековато, городищ не видели. Прибыль, можно сказать, по нулям.
Вожак запыхтел, пытаясь скрыть раздражение и обиду.
Парень смотрит насмешливо. На губах затаилась улыбка. Но говорил жестко и требовательно. Привык, чтобы каждое слово на лету подхватывали. И вожак сквозь зубы процедил.
– Какое то время назад, твоя милость, на наши стойбища обрушился белый ужас. С дикими криками и ужасными воплями носился он по ним, вселяя ужас и страх в наши души. Лошади срывались целыми табунами и убегали в степь. На скотину напал мор. Коровы, козы и даже верблюдицы перестали доиться. Люди ночью боялись покинуть жилье даже по нужде. Тогда белый ужас начал забираться в наши жилища и шатры, ни днем, ни ночью не оставляя нас в покое. И тогда люди покатились глубже в степь, надеясь там найти спасенье под защитой нашего божественного хакана. Но ужас шел вместе с ними…