С полмесяца было следствие. Тут Миронова что спасло? Конечно, работник хороший — это раз. А главное — запросил свое начальство, можно ли пустить офицера в свободную комнату. И получил официальное разрешение.

После того Миронов вскоре уволился, уехал на материк, вроде — в Ленинград. Устроился, получил прописку, А еще через полгода вдруг прилетел обратно на Сахалин, на свои кровные, уже с Ольгой.

Пришел прямо к Клюеву, сказал с порога: «Хоть дворником, да бери». Клюев подпрыгнул в кресле: «Постой! А как же Питер? Ты ж в университете!» — «В нем, точно, — сказал Миронов. — Прекрасно — Питер. А только — отвык». — «Не трясет?» — захохотал Клюев. «Вот именно, — засмеялся Миронов.. — Кое-чего не хватает как-то». — «А люди живут?» — захохотал Клюев. «Мучаются», — потупил взор Миронов. «А что я тебе, дураку, говорил?! — заорал Клюев. — Я сам! — тут он ударил себя по тщедушной груди. — Сам! Сто раз пробовал. Как в отпуск к матери еду, так пробую: нет, не могу». — «А люди могут», — ввернул Миронов. «А я не могу! — заорал Клюев. — Ты не можешь. Он не может. Евдокимов квартиру в Киеве выстроил — через год вернулся. Не может!»— «Не ори, — попросил Миронов. — Жену испугаешь». — «Где жена?!» — закричал Клюев еще громче. «Тут, в коридоре», — сказал Миронов, открыл дверь, позвал Ольгу. «Ничего жена!» — одобрил Клюев, бегая вокруг Ольги кругами. «А ничего вроде», — согласился Миронов. «Где вы его подцепили?» — спросил Клюев Ольгу. «А шла мимо гастронома. Взяла из очереди», — сказала Ольга. «Нет, определенно — ничего», — захохотал Клюев.

Дальнейшая судьба Мироновых решилась вечером в ресторане «Старт», где почему-то не было света и публика при свечах экзотично жевала трепангов. «Похоже на белые грибы», — отметила Ольга, проглотив с осторожностью. Осмелела, рискнула на кальмара. Удивилась: «Тоже вроде грибы?» — «Морепродукты, — захохотал Клюев. — А вы ели когда-нибудь салат из папоротника? Ага, нет! А я сам делаю, сам!» — «Так чего же теперь?» — сказал Олег. «Дурак, потерял надбавки, — сказал Клюев. — Буду ходатайствовать, чтобы вернули». — «Да я не об этом», — поморщился Миронов. «Ах, вы о науке! Завлабом пойдешь?» — «У меня степени нет», — сказал Олег. «Нет, ты не юли. Пойдешь или не пойдешь?» — «Не пойду, — сказал Олег. — Я практик». — «Зря, — сказал Клюев, подумал и заорал: — Давай тогда на остров, идет? Я тут одну работку хочу провернуть — база нужна. Ассигнования пока — шиш, но будут». — «Подходит», — улыбнулся Миронов. «А там сильно трясет?»— спросила с опаской Ольга. «Достаточно, — засмеялся Клюев. — Не волнуйтесь, Ольга Васильевна, все великие люди жили в сейсмоопасных районах». — «Например?»— сказала Ольга. Но ее уже не услышали — обсуждали «работку».

Ровно восемь лет назад это было, целая жизнь.

Длинная вышла «работка». Сам Клюев месяцами сидел на острове. В океан, на расстоянии двадцати километров от берега и на глубину в сто двадцать метров, опустили герметическую кабину с датчиками, тянули кабель по дну, вымаливали, где надо, корабль-кабелеукладчик, тоже была задача — вымолили.

Пока кабель прокладывали, сами превратились в подводников. Агеев — тот чуть не погиб, это уже у берега, близко. Спустился под воду, запас кислорода — на двадцать минут, просто — пройти вдоль кабеля, для проверки. Пятнадцать минут — его нет. Шестнадцать. Дергают сверху — никакого ответа. Семнадцать минут. Другого гидрокостюма в лодке не оказалось: техника безопасности. Олег нырнул, вытащил — с третьей попытки — полузадохшегося. В самое время.

Агеев зазевался внизу, тросом его обмотало, как кокон: рукой не пошевелить и до ножа не достать. Отошел в лодке, поежился: «Я уж думал — конец». — «Ишь ты какой! — засмеялся Олег. — Отвечай за тебя потом!» Агеев молчал долго, глядел кругом широкими глазами, сказал: «Чудно! Сострить хотел — не могу. Ты ведь мне правда жизнь спас». — «Отстань, — сказал Олег. — А то за борт скину».

Датчики из океана передавали сигналы прямо на станцию: есть цунами-волна, нет цунами, тут уж никакая волна незамеченной не подкрадется, спи спокойно.

«Штук пять таких кабин по островам раскидать…»

«Вот именно — раскидать, — щурился Клюев. — С этой-то разберись».

За пять месяцев записалось на ленту четыре тысячи землетрясений и около ста восьмидесяти цунами, никак себя не проявлявших у берега. Пятьдесят два процента цунами вроде удалось привязать к землетрясениям, остальные шли само собой, без сопровождения. Непонятно, отчего возникали. Клюев с Олегом ночами сидели над лентами, ругались так, что слышно было в жилом доме, аккуратный Филаретыч, как нянька, прибирал за ними клочки с расчетами: мысли.

Потом льды перетерли кабель.

«Зря ты, выходит, тонул», — сказал Олег Агееву.

А сам утонул.

Было тихое, безметельное воскресенье. Белое солнце стояло в небе ярко, припекало на крыше снег. Чуть торчал из снега забор, и прямо через него бежала к станции тропка — зимой всегда так: по-над забором только пройти. Белые сопки лежали кругом плавно. Баба Катя трясла за домом половики. Миронов вышел на крыльцо с рюкзаком, в руке — лыжи. Сощурился на солнце, на блескучий снег, сказал: «Пойдем нырять, баба Катя!» — «Летом буду нырять», — сказала баба Катя, рванув половик с силой, пыль в нем нехотя поднялась и села обратно. Мало силы. «Летом неинтересно, — засмеялся Олег. — Летом вода — бульон». — «Одиннадцать градусов твой бульон», — засмеялась баба Катя, прихватила половик за ухо.

«Давайте помогу», — сказал Олег. Бросил в снег лыжи, рюкзак, взялся с другого конца. «Иди, иди, — сказала еще баба Катя, хоть ей было приятно. — Снег лучше бы разгребли вокруг дома, мужики». — «Разгребем, — пообещал Олег. — Вот вернемся с Лебяжьего и займемся». Вдвоем они мотнули половик сильно, враз вытрясли из него душу. «Хватит, — сказала баба Катя. — А то больно уж будет чистый. И Ольга идет?» — «Ольга на трудовой вахте», — объяснил Миронов. Тут на крыльцо высыпались Агеевы: Люба, Марьяна, толстая Верка в шали, как копна, сам Агеев с ворохом лыж.

Любка сразу заплакала, не хотела вставать на лыжи: мала.

«Давай понесу, Любаша!» — сказал Олег. Быстро вытряхнул свой рюкзак, посадил туда Любку, прицепил на спину. «Удобно?» Любка засмеялась, обхватила его за шею. «Вот как люди с детьми, учись!» — ввернула Агееву Вера, эта уж не упустит. «Так это — с чужими», — засмеялся Олег, сразу побежал по лыжне. Верка, как копна, враскачку тронулась следом.

Свитер высокого Миронова долго еще мелькал на сопке — красно, потом стух. Баба Катя обмела валенки, пошла в дом обратно.