С корсунской войной связана так называемая корсунская легенда о крещении Владимира, версии которой представлены в летописях, а также древнейших житиях Владимира [73, 96]. Сведения древнерусских источников об этом событии противоречивы. Большинство из них говорят о том, что великий князь крестился в Корсуни. Но есть и такие, из которых можно понять, что крещение имело место в Киеве или около него. Вероятно, уже в XI- XII вв., когда составлялась «Повесть временных лет», было известно несколько вариантов «истории» крещения Владимира. Анализ показывает, что в ходе книжной обработки их переделывали, согласовывали с господствовавшими церковно-политическими установками и настроениями; некоторые факты устранялись, переписывались по-другому подгонялись под принятую схему [42; 43; 80; 118; 119; 121].

Вместе с тем во всех версиях в той или иной форме преломилась история, относящаяся к введению христианства на Руси. Древняя книжная традиция крещение Владимира, крещение Руси и завоевание Корсуня сводит в один исторический узел под 988 г. Однако сведения, содержащиеся в «Киево-Печерском временнике» игумена Иоанна, дают основание полагать, что взятие Корсуня состоялось позднее крещения Владимира, который принял новую веру, вероятнее всего, в Киеве или Васильеве (на реке Стугне) сразу же после заключения соглашения с Василием II о «сватовстве и женитьбе», т. е. в конце 987 г. Эта дата подтверждается и другим сообщением «Временника» о том, что после крещения Владимир прожил 28 лет. А так как киевский князь умер в июле 1015 г., то выходит, что крещение случилось не позднее 987 г.

Косвенное указание на крещение Владимира в 987 г. содержит также «Повесть». Во-первых, она удостоверяет существование версии крещения в столице или около нее («Не знающие… истины говорят, что крестился Владимир в Киеве, иные же говорят в Васильеве, а другие и по-иному скажут»). Во-вторых, вопреки развиваемой версии о единовременности трех событий летописец сообщает о том, что князь еще в 987 г. держал совет с боярами о том, где следует принять крещение [73, 276, 274].

Еще ранее, т.е. в 986 г., говорит летопись, к Владимиру приходили миссионеры от волжских болгар (магометан), немцев, хазарских евреев. Дело в том, что за преобладание в Киеве спор велся уже давно. Сторонники римской церкви, приверженцы церкви греческой, мусульмане, иудеи боролись за право передать свою веру Древней Руси. Наименее успешными были попытки мусульман, поскольку их халифат был слишком удален, а посредствующий в распространении ислама в Восточной Европе Хазарский каганат был разрушен еще Святославом. Не имела успеха и проповедь иудеев. Купцы-евреи, проникавшие в Киев из хазарской области, судя по летописи, своей пропагандой не произвели особого впечатления на русского князя. А вот проповедь агитатора от греков, убеждавшего креститься по обряду восточной церкви, «запала на сердце» Владимиру, и сказал он: «Подожду еще немного», желая разузнать о всех верах» [73,272].

Вслед за повестью об испытании вер и совещании с боярами о месте крещения должен был следовать рассказ о самом событии, ради которого испытание устраивалось, ведь не из-за прихоти желал князь «разузнать о всех верах». Однако стройность летописного рассказа об обращении Владимира в христианство в этом месте нарушается и в летопись вклинивается сказание о корсунской операции и легенда о крещении князя в Корсуни. Эта легенда, похоже, была придумана корсунским духовенством. Активная роль греков в становлении русской церкви предопределила превращение легенды в официальную церковную версию, которая вытеснила все другие и прочно обосновалась в летописной традиции [16, 105]. При всей запутанности вопроса о крещении Владимира несомненно, что официальное крещение Руси, установление в Киевском государстве церковного порядка и соответствующей ему иерархии связаны с русско-византийскими отношениями и окрашены сильными внутриполитическими мотивами. Уже в 980 г., став великим князем, подчинив все восточнославянские племена и продолжая дальше политику консолидации великокняжеской власти, Владимир начал проводить реформу религиозной жизни, стремясь привести ее в соответствие с теми общественными отношениями, которые складывались на Руси в ходе набиравшего силу процесса ее феодализации. Его первоначальный замысел состоял в том, чтобы упорядочить политеизм, создать единое святилище славянских богов. С этой целью он распорядился преобразовать языческий пантеон, отвести в нем первостепенное значение дружинному богу войны Перуну. «…И поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, затем Хорса, Даждьбога, Стрибога, Симаргла и Мокоша. И приносили им жертвы, называя их богами, и приводили к ним своих сыновей и дочерей, а жертвы эти шли бесам, и оскверняли землю жертвоприношениями своими» [73, 254].

В Новгороде аналогичную реформу провел дядя Владимира Добрыня. Поскольку различные боги покровительствовали различным восточнославянским племенам то установленное над ними главенство Перуна призвано было указывать на зависимость последних от киевского князя. Судя по тому, что культ дружинного Перуна выдвинулся на главное место, можно говорить о развитии в X в. религиозных представлений в направлении монотеизма. Существовавший в то время повсеместный и устойчивый культ центрального персонажа славянской мифологии Рода позднее олицетворялся даже с богом Вселенной христианским Саваофом [91, 557].

Но реформа не достигла цели. Язычество, раздробленное на множество местных племенных культов, не поддавалось объединению. Самое большее, чего можно было добиться, это объединить языческую верхушку. Религиозные предпосылки сепаратизма, беспокоившего древнерусское государство, не устранялись. Кроме того, реформа не снимала политической и культурной изоляции молодого государства от Византии и других принявших христианскую религию стран и народов средневекового мира. Последовавшее за ней введение на Руси христианства означало, что традиционное язычество великокняжескую власть больше не устраивало. Языческая религия, отмечал С. М. Соловьев, соответствовала интересам племен, живших рассеянно [100, 23]. Но она не могла удовлетворить новым экономическим и социально-культурным запросам, которые тесно смыкались с потребностью в политической интеграции восточных славян. Древнерусское государство не могло жить разрозненными верованиями. Объединенная Русь нуждалась в универсальном культе. Язычество, обнаружившее свою несостоятельность, тормозившее новые социально-политические и культурные процессы, требовалось устранить.

Находясь между Европой и Азией, в районе, где сталкивались различные народы и различные веры, в отличие от западных народов, имевших возможность только заменить язычество христианством, Русь оказалась в уникальной исторической ситуации, ей предстояло выбрать религию. Древнерусское общество остановилось на религии Евангелий. Однако, отдавая предпочтение христианству как системе религиозных ценностей, ориентированных на приоритет гуманизма и духовности, Древняя Русь должна была сделать еще один выбор: между его восточным и западным вариантами. Летописный рассказ о безоговорочном предпочтении Владимиром православия носит тенденциозный характер. До XII-XIII вв. Русь не отрицала первенство римского папы, из-за которого формально разошлись восточная и западная церкви. И если все же предпочтение было отдано, то, вероятно, этому предшествовала борьба религиозных идей, исторических и политических мотивов.

Почти все летописи, в которых упоминается о первых митрополитах на Руси, приводят их от Фотия, тогда как этот константинопольский патриарх умер за столетие до крещения Владимира (891 г.). Хазарские евреи сообщили князю о том, что бог за грехи землю их «отдал христианам», но завоевание крестоносцами Иерусалима имело место лишь в 1099 г. Эти неточности поднимают вопрос о достоверности летописного рассказа и о целях, которые преследовали его составители. Скорее всего, им хотелось убедить читателей в изначальной византийской ориентации киевского князя, в том, что Русь контактировала исключительно с Царьградом, которому она обязана своим приобщением к христианской религии.