Но только не этим.

— У вас великолепная реакция, — сказал я. — Я начал наводить о вас справки два часа назад.

Маунтмейн презрительно отмахнулся от комплимента.

— Десять тысяч долларов, — сказал он. — Если приведешь меня к камню. Если нет, тебя подвергнут пыткам, пока не расскажешь все, что знаешь. Неописуемым пыткам.

— Меня еще никогда не подвергали описуемым пыткам.

— Американцы — сущие дети. Вечно вы острите. Но ты не знаешь, что значит острота по-европейски.

Он взял со стола мой нож для бумаг. Потом щелкнул зажигалкой, высекая пламя. Он держал ножик над огнем, глядя на меня поверх него.

— Я бы выбрал десять тысяч долларов, — сказал он.

— Вы ждали чего-то двадцать лет. Если бы после этого вы не устояли под пыткой, значит, вы не такой человек, каким кажетесь мне.

Он почти улыбнулся.

— Неглупый выпад. Действительно, я бы выдержал все. Но это потому, что я знаю, что стоит на кону.

Лезвие раскалилось докрасна.

— Вы, ma cushla, [67] не знаете ничего.

Я попытался вырваться, но два головореза — или кем там они еще были — крепко держали меня. Маунтмейн встал. Он убрал зажигалку и плюнул на раскаленное лезвие. Раздалось шипение.

Мой офис находится на шестом этаже. За спиной Маунтмейна было окно, а за ним — назойливая неоновая вывеска. В верхней его части висело перевернутое вверх ногами лицо и струился водопад белокурых волос.

Я был впечатлен. Женевьева либо вскарабкалась наверх с улицы, либо спустилась с крыши.

Она, будто ящерица, скользнула по стене, в окне показались ее руки и туловище, и она запрыгнула внутрь, высадив стекло.

Маунтмейн обернулся, когда ее руки уже тянулись к его талии. Он ударил ее моим ножом для бумаг, и она перехватила лезвие голой рукой. Я почуял запах горелого мяса и услышал скворчащий звук. Она оскалила острые — неестественно острые — зубы и зашипела, но не вскрикнула. Маунтмейн отпрянул.

Он прокричал что-то на языке, которого я не знал.

Отпустив меня, громилы ринулись на Женевьеву.

Офис был слишком маленьким для хорошей драки. Женевьева ухватила первого из головорезов, того, что был продырявлен, и вышвырнула в окно. Он камнем полетел вниз. Я ощутил, как содрогнулся дом, когда он шмякнулся о тротуар.

Другой бандит попятился.

Маунтмейн добрался до двери и легонько коснулся невидимой шляпы, насмешливо приказав еще что-то по-древнеирландски или уж не знаю по-каковски. После этого он оставил нас наедине с громилой.

Этот экземпляр был покрупнее. Грудная клетка у него была площадью акр, а глаза, казалось, сделаны из белого мрамора. Женевьева скорчила ему рожу.

— Оно слишком давно находится здесь, — сказала она. — Связь начинает слабеть.

Я понятия не имел, о чем она говорит.

Кстати говоря, лишь теперь я заметил произошедшие в ней перемены. Она все еще была в вечернем наряде и даже залезла по стене на шпильках, но лицо ее сделалось другим, как будто заострилось. У нее были острые клыки и ромбовидные ногти-когти.

Мы находились в мире потустороннего.

Женевьева вытянула перед собой раненую руку. Я увидел, как рубец съежился и исчез, не оставив на белой ладони и следа. Громила качнулся к ней.

Она упала на колени, схватила ножик и вонзила ему в голову. Он замер, как статуя, но глаза его еще вращались. Затем громила с грохотом рухнул на дощатый пол и остался лежать на спине.

— Вы держите здесь еду? — спросила она.

— А что, пора поесть?

— Соль. Мне нужна соль.

Она угодила в точку. Я слишком часто перекусывал в офисе, работая сверхурочно. Запас основных продуктов был припрятан в нижнем ящике шкафа с документами, под напитками. Без лишних вопросов я отыскал наполовину опустошенный пакет с солью. Должно быть, она валялась здесь очень давно.

Женевьева хищно улыбнулась и взяла его, не отводя взгляда от громилы. Резким движением заостренного пальца она открыла ему рот. Потом она всыпала соль ему в глотку, заполнив ею весь рот, пока та не начала высыпаться обратно.

— Просить иглу с ниткой было бы уже чересчур. Есть у вас канцелярский степлер? Аптечка?

Была маленькая коробочка с таблетками и мазями. Она взяла бинт и забинтовала нижнюю часть головы громилы вместе с солью. Потом она поднялась.

Бандит задрожал и распался. Он разложился, превратившись в то, что мистер Эдгар Алан По описал когда-то как «тошнотворную гниющую массу».