— Я им ничего не сказал.

— Значит, они не заплатили. Кто это был?

— Англичанин, женщина, говорившая с французским акцентом, и американец, утверждавший, что он из федеральной службы. Говорил в основном англичанин. Он оставил свою карточку.

И комбинатор из мертвецкой ловко подбросил ее в воздух. Я не стал лезть в карман. Незачем было добавлять к издержкам еще и взятку.

— А что, братья Пирс всё еще владельцы морга? — поинтересовался я. — И известно ли им про ваш побочный промысел?

Служитель насупился и, будто фокусник, выхватил карточку из пустоты. Он подал ее мне.

Не успев даже прочесть, я уже знал имя.

К делу Джаней Уайлди он тоже имел отношение, вместе с француженкой, которую звали Женевьева Дьедонне, и федералом по имени Финлей. У меня сложилось впечатление, что сферой профессиональных интересов Уинтропа является мир, так живописно изображенный в журнале «Истории о сверхъестественном».

На обратной стороне карточки значился номер телефона.

— Поскольку о деньгах речи не было, вы не сказали Уинтропу про ирландца, верно?

Служитель уставился на свои башмаки. Я почти восхищенно покачал головой.

Если Эдвин Уинтроп и удивился, услышав меня, то его ровный, непринужденный тон ничем этого не выдал. Я упомянул, что разыскиваю недавно умершего актера и что его имя всплыло в ходе расследования.

— В таком случае подъезжайте лучше сюда, побеседуем. Мы окопались в Колдуотер-Каньон. Всего в паре домов от Бориса Карлоффа.

Он рассмеялся. Если тут замешан еще и Бела Лугоши, [64] значит, все экранные страшилища в сборе. Такое кино не в моем вкусе.

Я записал адрес, это оказалось на Бомонт-драйв.

— Будьте осторожны, — посоветовал мне Уинтроп. — Дело принимает несколько неприятный оборот. Пришлось предпринять целую кучу мер, чтобы обвести вокруг пальца японцев.

Это я знал.

Я катил к Колдуотер-Каньону. Похоже, это занятие на всю ночь. Судя по всему, все участники этой истории спят исключительно днем, как Дракула. Кроме Бэрримора, но он, как предполагалось, спит теперь вечно.

Про Уинтропа я знал очень мало. Он занимал какой-то официальный пост, но никаких подробностей известно не было. Человека поджидает нечто, что хуже смерти, говорил Гамлет — и Джон Кэррадайн согласился бы с ним. Принцы и правительства всегда знали это и всегда делали все возможное, чтобы скрыть предмет своего знания от простонародья. Я понимал, что при всех правительствах должны быть люди вроде Уинтропа — или нашего собственного специального агента Финлея, — чтобы заниматься подобными вещами, осторожно и без публичной шумихи. Мне не хотелось думать, как много у них, должно быть, работы.

Я не заметил дом Карлоффа и не сразу отыскал убежище Уинтропа. Это была самая обычная улица. И самый обыкновенный дом. Слуга-филиппинец провел меня в патио, где вокруг бассейна сидели несколько человек. Луна светила ярко, и единственным искусственным светом были огоньки сигар и сигарет, похожие на светлячков.

Уинтроп был в белом смокинге и курил кубинскую сигару в добрый фут длиной. На коленях у него, довольно щурясь, устроился черный кот. При виде меня Уинтроп улыбнулся.

Женевьева Дьедонне, одетая во что-то серебристое и обтягивающее, говорящее о том, что ей нипочем легкая ночная прохлада, изящно поднялась с откидывающегося кресла и одарила меня ослепительной улыбкой. Она сказала, что рада видеть меня снова.

Судя по хмыканью еще одного знакомого мне мужчины, специального агента Финлея, он был не согласен со своей французской коллегой. Финлей махнул мне лапищей, в последний раз затянулся догорающей сигаретой и закурил следующую.

Вокруг бассейна находились и другие люди. Я решил бы, что у них вечеринка, но единственным напитком, насколько я мог видеть, был чай, поданный в чашках не лучшего фарфора. Все это напоминало собрание, и, как я догадался по слегка наэлектризованной атмосфере, весьма важное.

Уинтроп представил меня собравшимся.

Бегемотообразный тип, чей вес едва выдерживал усиленный шезлонг, назвался судьей Кейтом Персивантом, юристом, о котором я никогда не слышал, но он приветствовал меня с красноречием южанина. Он был в широком плаще и широкополой шляпе и мог бы сойти за Кэррадайна, раздутого до размеров дирижабля. Еще там присутствовали парень по имени Фанстон, академик Леффинг, маленький француз, чье имя я не расслышал, врач, которого звали Сайленс, и тип, в чьем имени слишком часто звучало «гс», чтобы ему можно было доверять.