— Ты на медведя едешь охотиться. И если он тебя услышит раньше, чем ты его, а рядом не будет проводника…

— Да чё мне тот гризли? Я его — во! — Боров поднял большие руки и сжал кулаки. — Задушу! Я с такими по жизни справлялся… Да мне… Да когда мы бригадой в Тиходонске… Медведь твой — тьху!

Он плюнул Тимуру под ноги, выражая свое отношение к гималайским медведям и юнцу-инструктору, и тогда Шульга не выдержал.

— С кем ты там справлялся? — презрительно бросил он, отворачиваясь. — Ты и со мной не справишься, куда тебе на медведя.

Тимур повернулся к группе, собираясь объявить, что занятие окончено, когда часть сидящих на траве людей изменилась в лице, а Лена (или Вика?) ойкнула, приподнявшись.

Горячее дыхание обдало ухо, и Вениамин Михайлович обхватил инструктора за плечи, одновременно ударив сбоку коленом по ребрам. Он, наверное, рассвирепел не на шутку, да вот только выдал себя шелестом травы и звяканьем золота, потому и потерпел фиаско: Тимур присел, выскользнув из объятий ещё до того, как руки на плечах спели сомкнуться, прикрыл бок локтем, повернувшись, упал на колени и костяшками пальцев врезал Борову под дых. Удар коленом всё равно получился изрядным, Тимура качнуло, зато ему удалось пробить пресс вместе с наслоениями жира — Вениамин Михайлович, шумно выдохнув и разинув рот, отшатнулся. Тимур вскочил, выбросив вперёд руку, открытой ладонью попал Борову в жирный подбородок, отчего голова того откинулась. Третьим ударом Тимур опрокинул его на спину. Встав над ошарашенным противником, сказал, отряхивая колени:

— Медведь, конечно, иначе махаться будет, но услышит он тебя так же, как я сейчас услышал. А снял бы ты свою бижутерию и шёл тихо, как я учил…

То ли Вика, то ли Лена захлопала в ладоши, и через миг подружка присоединилась к ней. Отличавшийся большой культурой поведения Вениамин Михайлович давно достал всю группу: один мужчина широко улыбнулся, другой довольно крякнул, радостно засмеялась женщина в пятнистой косынке. А потом за их спинами появился Пал Палыч, и Тимур тихо выругался.

Боров сел, упираясь в траву руками и широко расставив ноги в задравшихся чуть не до колен спортивках. Икры у него были толстые, светлые и неожиданно безволосые, они производили какое-то умильно-забавное впечатление, напоминая нежные, розовые бока поросенка.

— Ты, — хрипло начал он, облизываясь, — ну, сука, я тебя…

Рожа его налилась закатным багрянцем.

— Вениамин Михайлович! — Пал Палыч, поправляя очки в тонкой золотой оправе, протрусил между людьми, схватил Борова под мышки и стал поднимать. — Я прошу прощения… Мы все просим… Вы… Шульга, отпусти группу! Товарищи, занятие окончено. Вениамин Михайлович, прошу в столовую… Всех прошу… Шульга, иди отсюда! Ко мне через полчаса!

Народ потянулся в лагерь, причем Вика с Леной на прощание одарили Тимура многозначительным и, как ему показалось, многообещающим взглядом. Он тоже зашагал к домикам, а за спиной ревел оклемавшийся Боров:

— Он меня опрокинул!!! Урою суку!…

Тимур шёл ровно, не ускоряя шага и не оборачиваясь.

— Вениамин Михайлович, я вас прошу…

— Да я… как тебя, Палыч, я ж его завалю! Не погляжу, что пацан! Он… б… он меня ударил, ты понимаешь?! Я Костюхе скажу, он…

— Вениамин Михайлович, давайте не будем доводить это недоразумение до сведения Константина Григорьевича…

Через двадцать пять минут, помывшись и вместо тренировочного камуфляжа надев джинсы с футболкой, Тимур встал на пороге кабинета Пал Палыча.

— Успокоили клиента? — Директор лагеря сидел за низким столом и смотрел в экран ноутбука.

— Клиента, — повторил он, не поднимая глаз. — А ты знаешь, что это за клиент?

— Боров.

— Чего?!

— Вениамин Михайлович Кацюбинский. — Тимур пожал плечами. — Друг Константина Григорьевича.

— Друг! У таких, как эти господа, не бывает друзей — только деловые партнеры. Подельники. Кореша. А Константин Григорьевич — один из соучредителей нашей фирмы! Треть этого лагеря ему принадлежит, понимаешь ты? — Пал Палыч посмотрел на Тимура поверх экрана. — И мне перед его «другом» только что ковриком расстилаться пришлось, чтобы успокоить!

Тимуру ничего не оставалось, кроме как опять пожать плечами:

— Ну извини, Палыч. Он с самого начала напрашивался. Лез на рожон постоянно, спорил, мешал проводить занятия. Если бы…

— Мне на тебя всё время жалуются, Шульга, — перебил начальник. — Тот же Боров… то есть — тьфу! — Вениамин Михайлович вот сейчас наговорил с три короба. Что ты им там плел про пиратов сегодня утром?

Тимур удивился:

— Про каких пиратов? А, про повязку…

— Про повязку! — Палыч закипал всё сильнее.

— На картинах или в фильмах часто бывают пираты в чёрных повязках. Все думают, потому что они одноглазые, второй глаз в бою выбили, но это фигня. Пираты надевали повязки, чтобы один глаз заранее привык к темноте. Это давало преимущество, когда во время абордажа они с освещённой палубы попадали в трюм. Сдёрнул повязку — и тот глаз, который был под ней, нормально видит, а человек без повязки на несколько секунд почти слепнет.

— И как это нам сейчас пригодиться может?

— Мы тоже так делали иногда, — пояснил Тимур. — В местах, где подвалы или туннели…