поздно, конечно, выбьют.

— И что же делать?

— Для начала допросим военнопленного. — Нар носком сапога небрежно

перевернул валяющуюся на полу тушку на спину.

— А он живой? — Витя критически глянул на так и не пошевелившегося за все

это время 'языка', при ближайшем рассмотрении оказавшимся тем самым

смахивающим на крысу пацаненком, который стоял на площади в компании

хозяйки заведения и служанки.

— Гном внимательно посмотрел на 'крысеныша', как его назвал про себя

парень, и протянул руку к Вите, громко прорычав неестественным для себя

голосом:

— Да, пожалуй сдох! Дай-ка свой меч, я оттяпаю ему голову для своей

коллекции!

— Я жив! Жив я! — моментально подхватился пацан, до того, оказывается,

ловко симулировавший бессознательное состояние.

— Замечательно! — потер руки Нар. — Ну, рассказывай, раз жив.

— Что рассказывать-то? — глазки крысеныша бегали туда-сюда. То ли он

боялся взглянуть окружившим его людям в глаза, то ли искал способ, как

улизнуть.

— Да всё. Давай начнем со следующего: Кто у вас староста? Чьи головы

были у меня в мешке? Я же вижу, они тебе были знакомы. Ну?

— Я ничего не знаю… Я недавно тут… Отпустите меня…

В двери ещё раз громко бумкнуло. Пленный приободрился. Помощь

казалась близкой.

— Дай-ка всё же свой меч, — гном снова протянул руку к Вите.

Парень, подхватив игру, с противным скрежетом медленно потянул

железяку из ножен.

— Голову рубить будем? — деловито осведомился он, изобразив самую

зверскую рожу, какую мог.

— Будем. Но сначала я твоим ржавым ножичком распорю ему живот и

выпущу кишки наружу. Он будет умирать дооолго и медленно… Ему будет

очень больно… — говоря это, Нар гипнотизировал 'жертву' холодным

немигающим взглядом маньяка-садиста из третьеразрядного фильма ужасов.

— Так нельзя! Это негуманно! — внезапно вмешалась в представление Маша.

Нар и крысёныш синхронно обернулись к ней, одарив девушку

недоуменными взглядами. Похоже, о том, что 'так нельзя', не догадывалась и

сама 'жертва'. Для пацаненка все происходящее было вполне логично и

естественно. Он бы и сам поступил так же, если бы имел возможность.

— Отвернись, гуманистка… — процедил сквозь зубы Витя, сохраняя все то же

зверское выражение лица.

— Гном промолчал, только ухватился покрепче за Витин Меч и занес его над

жертвой. В это время снаружи раздался частый короткий свист стрел,

сменившийся громкими криками боли. Элдуисар начал обстрел подходов к

'крепости' с занятой на чердаке позиции.

— Я скажу! Я все скажу! — зачастил пленник. — У нас вся деревня разбойным

промыслом живет. Староста — главный. Он раньше в столице жил… — понизил

голос крысеныш. Из знатного рода… Но что-то там сделал против закона,

пришлось сбежать сюда… А последняя голова — это был племянник Борова, -

тараторя, пленник неотрывно глядел испуганными глазами на зависшую над

ним смертельную железку, и непроизвольно отползал от нее спиной вперед,

суча ногами. Впрочем, пространства для этого маневра у него оставалось

немного. Дальше была стенка.

— Кого-кого? — переспросила Маша

— Ну, старосты… Боровом его у нас кличут. Похож больно.

В голове у парня 'щёлкнуло'. Он вспомнил что бандиты на большой дороге

часто вспоминали в разговоре между собой какого-то Борова. Всё

становилось на свои места.

— Сколько разбойников в деревне? — гном опустил меч, но не выпускал его из

рук. Между тем продолжавший отползать крысеныш уперся таки в стенку.

Его губы на мгновенье скривились в торжествующей ухмылке. Неуловимо

быстрым движением он засунул руку за спину, и… Провалился под землю. В

смысле, под пол. Едва пленник, точнее, уже 'бывший пленник', скрылся с

глаз, люк, в который он ускользнул от врагов, с глухим щелчком стал на