— Галлюцинация? Кто? Я? Сам такой, — обиженно отозвался Серый и встал с поверженного арестанта.

— Не пропадай!..

— И не рассчитывай. Где твоя вода?

— В кувшине. Рядом с хлебом. В правом углу камеры.

— Хорошо. Поставим вопрос по-другому. Где правый угол камеры?

— А-а, ты заблудился. Я сейчас принесу, не уходи только никуда. — И невидимый человек, тяжело поднявшись на ноги, быстро зашагал по темноте.

Серый тоже решил времени зря не терять и довольно скоро нащупал на полу сначала вазу, потом развернувшийся бурдюк и только в конце лампу, едва успев выхватить ее из-под ног обитателя камеры.

— На, держи.

Он почувствовал, как в руку ему осторожно вложили теплый тяжелый сосуд. Серый осушил его мгновенно, даже не успев ощутить вкуса предложенной ему воды.

— Уф-ф-ф, — довольно выдохнул он и вытер рот тыльной стороной ладони. Теплая жидкость удовлетворенно булькнула у него в животе. — Гут. Спасибо большое.

— На здоровье, — вежливо ответили из темноты и забрали кувшин.

— Ты меня видишь, что ли? — Только сейчас до Волка дошло, что это значит.

— Н-ну да-а… А ты разве должен быть невидимым? — слегка озадаченно поинтересовался арестант.

Лукоморец зажег лампу, и слабый огонек резанул по глазам сильнее прожектора.

— Свет! — в ужасе отшатнулся человек, закрыв лицо обеими руками. — Благодетель!.. Пощади меня!.. — И он упал на колени.

— Мужик, ты чего? — тревожно склонился над ним Волк, не выпуская лампу из рук. — Что с тобой? Глазам больно? Так это с непривычки, пройдет…

— Виноват… Я виноват… — безостановочно твердил человек, не поднимаясь и не меняя позы.

— Да перестань ты ерунду-то молоть, — не выдержал наконец Волк. — Благодетеля нашел… Ты глазами-то своими посмотри — какой я тебе благодетель? Скорее последнее отберу, — неуклюже попытался пошутить он.

— Забирай, Благодетель, у меня нет ничего, что не принадлежало бы тебе… Моя благодарность беспредельна… Моя вина неискупима… Моя жизнь — в твоих руках…

— Послушай, человече. Как тебя зовут-то хоть? — оставив на время попытки привести хозяина камеры в вертикальное положение, опустился рядом Сергий.

— Мое ничтожное имя недостойно того, чтобы коснуться слуха Благодетеля, — быстро и испуганно выпалил тот.

— Ну а почему ты не спросишь, как меня зовут? — попробовал сменить подход Волк.

— Твое благородное имя не может быть загрязнено касанием слуха Недостойного!..

— М-да-а-а… — озадаченно протянул Серый и заскреб в затылке.

Кажется, ситуация зашла в пат, как выразился когда-то Иванушка.

Иванушка… Высочество лукоморское… Где же ты теперь, когда твои дипломатические приемы общения с униженными и оскорбленными так необходимы? В каком кувшине тебя искать? В каком краю? Благодетель…

— Ну хорошо, — вздохнул Волк. — Как тебя звать — не говоришь, как меня звать — знать не хочешь. Твое право, как сказал бы один мой знакомый правозащитник. А как я очутился в твоей камере — тебе тоже неинтересно? Или на тебя каждый час сверху падают люди?

Эта сентенция смогла если не разговорить Недостойного, то, по крайней мере, запрудить несвязный поток его слов.

Он замер, и даже по спине его было видно, что задумался.

— Недостойный не имеет права подвергать сомнению действия Благодетеля, — наконец изрек он.

— Опять двадцать пять, — фыркнул Волк. — Не хочешь разговаривать по-человечески — не надо. Сиди тут дальше. У меня и без тебя проблем хватает.

Он встал, отряхнулся от мелкой сухой пыли и поднял лампу вверх на вытянутой руке, желая разглядеть, откуда это он так удачно слетел. Но все, что он увидел, — черная непроницаемая тьма.

— Неуважаемый, — задумчиво позвал он. — У тебя тут лестница есть? Ну или ящики какие-нибудь? Или мебель?

— Ничего нет, Благодетель…

— Кто бы мог подумать… — мрачно пробормотал Волк и опустил руку.

Осторожно, мелкими шагами добрался он до стены — она оказалась холодной и неровной на ощупь — и, держась за нее правой рукой, медленно обошел камеру, наступив при этом несколько раз на что-то мягкое и склизкое. Изо всех сил он надеялся, что это был разбросанный завтрак неаккуратного смертника, а не то, что он подумал.

Так он нашел дверной проем. Двери как таковой не было — был тяжелый плоский камень, приваленный снаружи, без отверстий и выступов. Попробовав толкнуть его, он почувствовал, что камень слегка дрогнул, но не более.